Фотографий из современного Туркменистана крайне мало — даже сегодня,
переживая некоторую оттепель, это государство остается одним из самых
закрытых в мире и отказывает во въезде почти всем иностранцам.
Bird in Flight публикует снимки и путевые заметки Амоса Чапла
о стране, где еще недавно были запрещены цирк,
опера, видеоигры, интернет и золотые зубы.
Если вы захотите посетить Туркменистан, то обнаружите, что кроме одной
белорусской и пары российских авиакомпаний в Ашхабад летают только
«Туркменские авиалинии». При этом сайт перевозчика нерабочий и визуально
напоминает интернет-страницу из 90-х. Закономерно для страны, где стоимость
месячного доступа в Сеть равна средней зарплате, а процент отказов по
туристическим визам достигает 90%.
Фотографу Амосу Чаплу удалось проникнуть в Туркменистан окольными путями.
Впечатлениями о поездке он поделился с Bird in Flight.
Родился в Новой Зеландии. В настоящее время фотожурналист европейского
бюро «Радио Свобода». В качестве фотографа посетил более семидесяти стран.
Сотрудничает с Guardian, Atlantic, Daily Mail, Vanity Fair и другими изданиями.
— Мне дважды отказывали в визе, но я решил побывать в Туркменистане во что
бы то ни стало. Я слышал, что шансы получить краткосрочную транзитную визу выше,
чем обычную туристическую. К тому же ты оплачиваешь ее, только если тебя
впускают в страну. В общем, несмотря на все риски и сложность маршрута,
я решил попробовать, — рассказывает Амос. — Для начала я оформил визу в
пограничный с Туркменистаном Казахстан. Уже из Казахстана я отправился в
город Мешхед, что на востоке Ирана. Будучи в Иране, я подал заявку на получение
транзитной визы через Туркменистан. Все выглядело так, будто я хочу вернуться
в Казахстан, воспользовавшись туркменским транзитом. До последнего момента я
не знал, пропустят ли меня. Но оказалось, что хитрый маршрут того стоил,
и мне дали трехдневную визу. Кстати, пересекая границу между Ираном и
Туркменистаном, я познакомился с англичанином, который проделал те же
манипуляции для въезда, но ему отказали. Хотя это происходило в одно время
и в одном месте.
Дух несвободы
Турменистан начал закрываться от мира во время правления Сапармурата Ниязова,
бывшего президента, наделившего себя титулом Туркменбаши («глава всех туркмен,
вечно великий вождь»). В конце 90-х Ниязову при жизни поставили золотые статуи
(только в Ашхабаде их насчитывалось несколько десятков), для всех чиновников
стало обязательной традицией целовать руку правителя при встрече, для всех
печатных СМИ и телеканалов — размещать его портрет на передовице или в углу
телеэкрана.
Ниязов распустил Академию наук Туркменистана, сократил срок получения
высшего образования до двух лет и распорядился признать недействительными все
иностранные дипломы. А еще запретил цирк, оперу, видеоигры, интернет, курение
в личных автомобилях и золотые зубы. Чтобы почтить память своей матери, которая
умерла, когда он был еще ребенком, Сапармурат Ниязов назвал ее именем один из
главных столичных проспектов, месяц апрель и один из сортов туркменского
черного хлеба.
— Я путешествовал по Центральной Азии со своей французской подругой.
До приезда в Туркменистан мы были в Иране, где в течение всего времени она
носила платок. Как только мы пересекли границу, я сказал ей, что теперь она
наконец-то может его снять. Правда, это единственное проявление духа свободы
по сравнению с Ираном. В остальном я все время чувствовал какие-то
северокорейские отголоски, — говорит Амос Чапл.
В Туркменистане Чапл успел взглянуть на газовый кратер Дарваза, уже почти
пятьдесят лет горящий посреди каракумских песков.
Кратер образовался в 1971 году во время поисков нового газового месторождения,
в ходе бурения скважины: буровая вышка провалилась в пустоту под землей, на
месте провала образовалась дыра, из которой начал выходить метан. Согласно
популярной версии, газ подожгли, чтобы обезопасить геологов и жителей ближайших
поселков (что маловероятно, поскольку метан не токсичен). С тех пор огонь не
потухал, кратер получил имя ближайшей деревни — Дарваза («Врата») и народное
прозвище — «Врата ада».
— На пути к кратеру я наткнулся на деревню. Она показалась мне брошенной,
но при этом обитаемой, — вспоминает Амос Чапл. — Люди выглядывали из дверей и
опасливо выходили, чтобы нас рассмотреть. Деревня показалась мне безнадежным
местом. А сам Туркменистан я бы назвал жарким, одиноким и пустым. Хотя в
столице все магазины и выглядят современно, в них почти никто не ходит.
Кажется, их единственная цель — просто создавать картинку.
Культ управления
Не имея специального разрешения на съемку, Амос Чапл был вынужден использовать
маленькую камеру, Lumix GX7, подходящую для таких ситуаций.
— В Ашхабаде я разговорился с одним путешественником, и он посоветовал не
попадаться с камерой на глаза солдатам. В его случае солдат подбежал и потребовал
удалить снимки. Я не сталкивался с таким, но когда отправился снимать
правительственный квартал, ко мне подошел молодой индийский или пакистанский
экспат и сказал: «Вам нельзя здесь снимать». Я тогда подумал: «Да в чем дело?!
Нигде в мире не боятся туристов!» — рассказывает Амос. — В Туркменистане меня
пронзило осознание, что свобода, демократия и прочие вещи, которые воспринимаются
нами по умолчанию, на деле очень хрупкие материи. Стране легче утонуть в чем-то
плохом, чем улучшиться. А если люди не защищают эти ценности, то все быстро
разваливается. Тем не менее я считаю, что в Центральной Азии работают другие
механизмы и без репрессивного руководства эти страны были бы поглощены исламским
экстремизмом.
В Туркменистане меня пронзило осознание, что свобода, демократия и прочие
вещи, которые воспринимаются нами по умолчанию, на деле очень хрупкие материи.
Turkmenistan
Монумент Нейтралитета, который венчает статуя покойного президента
Сапармурата Ниязова.
Место постоянно охраняется солдатами внутренних войск
180-метровый Монумент Конституции Туркменистана в Ашхабаде
Золотая статуя бывшего президента Туркменистана Ниязова (Туркменбаши)
После смерти Ниязова его пост занял бывший врач-стоматолог и заместитель
председателя Кабинета министров Гурбангулы Бердымухамедов. По действовавшим
тогда законам пост лидера полагался спикеру парламента Атаеву, но в решающий
момент на него завели уголовное дело и отправили под стражу. Бердымухамедов
получил единогласную поддержку делегатов Народного совета и позднее был избран
президентом Туркменистана.
Бердымухамедов пообещал бороться с культом личности Туркменбаши. Портреты
Ниязова исчезли, месяцы и проспекты получили прежние названия, золотые памятники
«вечно великому вождю» переместились на окраину Ашхабада. Теперь при устройстве
на работу уже не нужно сдавать экзамен на знание написанной Ниязовым книги
— «священной Рухнамы». На смену пришли книги нового президента, портреты
Бердымухамедова стали обязательны для каждого интерьера (даже в автомобилях),
а сам он присвоил себе титул Аркадага («великого покровителя»). В 2015 году в
центре Ашхабада появился первый золотой монумент Бердымухамедову, а импорт
автомобилей черного цвета оказался под негласным таможенным запретом
— Гурбангулы не любит темное.
— Сталкиваясь с проявлениями культа личности, я каждый раз чувствовал себя
немного глупо, — вспоминает Чапл. — Как-то я слушал новости в общественном
транспорте, где говорили о встрече туркменского правительства с греческими
судостроителями. Я запомнил, что встреча началась в 10:20 по местному времени
под звуки хора поющих школьников. Признаться, меня немного рассмешили такие
подробности.