В 90-х создал консалтинговую компанию, клиентами которой были Netscape/AOL,
Electronic Arts и другие. Затем запустил один из первых проектов в области
социальных игр Hive7, в 2010-м её купила игровая сеть Playdom, а чуть позже
уже её приобрёл Disney. Макс прошёл через легендарный инкубатор Y Combinator,
а сейчас работает в венчурном фонде Anreessen Horowitz (владеет долями в
Facebook, Zynga, Groupon, Twitter и др.).
В июле Макс Скибинский написал колонку о том, что после украино-российского
конфликта у технологического будущего России нет шансов. The Village поговорил
с инвестором о восприятии русских в Америке.
В июле предприниматель и инвестор Скибинский опубликовал колонку в своём
блоге под лаконичным заголовком No Russian. Макс уехал из России 20 лет назад,
но следил за ситуацией в стране и до последних событий верил в её экономическое
развитие. Теперь он называет Россию империей лжи, себя — евро-славянином, а
людям, которые хотят чего-то добиться, советует скорее эмигрировать.
В интервью The Village Макс рассказал, как теперь относятся к
предпринимателям из России и почему русские стартапы не могут получить
инвестиции в Долине.
— Ваша колонка вызвала резонанс, её перевели на русский и украинский языки,
но у многих возник вопрос: как вы можете рассуждать о России, когда появлялись
в стране всего однажды за последние двадцать лет?
— Во-первых, несмотря на то что последние двадцать лет я живу в Америке,
избавиться от российского ньюз-пространства мне не удалось. Когда у меня была
своя компания, в ней работали сотрудники из России и Украины. Они жили в
Москве, Нижнем Новгороде и других городах, команда была очень распределённая.
В Долине я продолжаю работать с русскими программистами, они приезжают в разное
время и из разных городов и рассказывают истории. Кроме того, я большой
любитель «Эха Москвы», слушаю и читаю аналитиков вроде Латыниной и Белковского.
Когда сопоставляешь мнения вместе, можно выделить какие-то общие черты.
Я активно начал следить за ситуацией в России во время грузино-осетинского
конфликта. И конечно, я не был уверен, что моя картина точна. Но, судя по
реакции людей, она явно срезонировала, многие с ней соглашались. Надеюсь, я не
очень промахнулся.
— Вы не упоминали российкие интернет-проекты, хотя в последние годы здесь
появилось много новых стартапов. Вы не заметили прогресса в этом направлении?
— В одном из интервью я приводил такую аналогию. Русский парнишка встречается
с олимпийским чемпионом, и ему он дико нравится. Парень начинает активно
тренироваться во дворе и через год говорит, что стал олимпийским спортсменом.
Это краткая история «Сколково» и русских стартапов. Классно, что такое движение
вошло в сознание, люди думают о стартапах, но до олимпийского уровня им так же
далеко, как этому парнишке после года тренировок.
Если в период правления Медведева вектор был направлен вверх, а в последнее
время горизонтальный, то сейчас он пойдёт вниз. Моя статья была продиктована
эмоциями — я лично для себя понял, что надежды нет. Даже маленький росток в
этом урагане, который не имеет к стартапам прямого отношения, будет вырван с
корнем. Мы получим побочный ущерб от закручивания гаек российким государством
и санкций со стороны западного комьюнити.
Российские стартапы всегда были далеки от мирового уровня. Если мы возьмём
некую шкалу, где наивысший результат — 10, эта цифра соответствует лучшим
проектам Долины. Средние держатся на уровне 7–8. Российские стартапы будут,
к сожалению, в категории 3 или 4. Продолжая сравнение, могу сказать, что они
похожи на самые плохие стартапы Долины конца 90-х во время дотком-бума.
"Происходит самое страшное — люди даже не понимают,
насколько они позади"
Здесь идёт жесточайшая дарвинистская схватка. На старом блоге, где я пытался
помогать российским предпринимателям, я публиковал большой текст про
естественный отбор в Долине. Стоять на месте здесь никому не удаётся.
Российские стартапы начали с нуля, они вырабатывали первые навыки.
Бывают истории, когда сюда приезжает русский предприниматель и начинает
рассказывать инвесторам, думая, что привёз hot deal и ему дадут миллионы
долларов. На деле у него полураздолбанный прототип низкого качества.
Это тотальное непонимание культуры Долины: здесь огромная конкуренция сильных
команд.
Я часто встречаюсь с русскими предпринимателями, читаю лекцию.
Часто возникает конфликтная ситуация, потому что, с одной стороны, нужно
говорить, чтобы они продолжали работать, а с другой — надо дать понять,
что инвестиций они точно не получат. Всё, что мы можем сказать, — это
похлопать по плечу и посоветовать лучше работать.
Ни один город мира не смог создать свою Силиконовую долину. Бостон и
Нью-Йорк пытались это сделать, но и они не могут получить такую концентрацию
таланта в технологичной сфере. Думаю, единственное, что должны сделать сейчас
русские стартаперы, — приехать и погрузиться в среду хотя бы на полгода.
Тогда они получат уровень обучения и бизнес-практик по всему спектру.
В другом случае происходит самое страшное — люди даже не понимают, насколько
они позади. Они думают, что, может, не самые лучшие, но на 80 процентов уже
там. На самом деле тут они процентов на 20.
Когда я давал интервью «Дождю» об этой статье, ведущая подумала, что я в
ней пытался защитить персональные риски. На самом деле риски равны нулю,
потому что с Россией мы ничего не делаем. Нам всё равно, придут российские
стартапы или нет.
— Русским стало сложнее адаптироваться в Долине? Как изменилось отношение к
нам за последние несколько месяцев?
— Переломный момент наступил в январе и феврале этого года. Называя вещи
своими именами, до войны и после. До неё ситуация была дружелюбная, приезжало
много русских. Репутация программистов — отличная. Не сказал бы, что их
воспринимали как самых крутых в мире, но в определённых категориях считали
сильными. Программистов здесь всегда не хватает — США даже для себя не могут
выучить достаточно.
Кроме них, было много российских бизнесменов. К ним отношение как к
талантливому энергичному ребёнку, который делает поделки и его надо вдохновлять.
Уровень стартапов крайне низкий, но видно, что люди стараются и пытаются
чего-то добиться, а в Штатах это всегда вызывает уважение. Надо понимать, что
русскоязычное сообщество в Долине — это значимая, но всё-таки маленькая часть,
если сравнивать его с индусским или китайским сообществами.
В принципе, рынок здесь делится на три части: Китай, Индия, CША, а остальные
национальные команды — заметные вкрапления. В общем, отношение к России было
скорее позитивным — мы всё ещё получаем свои очки за Сергея Брина и
Макса Левчина.
Когда началась война, российская сторона транслировала один и тот же
месседж, который стал давить на окружающих. Если суммировать, Россия делала
две вещи. Во-первых, вела агрессивную захватническую политику против дружеского
государства. А здесь русскоязычное сообщество — это и Россия, и Украина, это
быстро вызвало эффект болезненного недоумения и шок. Во вторых, выливалось
сплошное враньё. Если в России у большинства населения нет возможности
проверять факты, а если и есть, ей часто не пользуются, здесь технология
— это инструмент узнать правду.
— Вам не кажется, что американские СМИ тоже транслируют только одну сторону?
И вы в колонке делали резкие выводы, будто они не подлежат сомнению.
— Я всю жизнь занимался стартапами и венчурными инвестициями, и для меня
делать решительный вывод на основе нефинальных данных — это работа. Я не могу
ждать, пока стартап предоставит стопроцентные доказательства того, что он
следующий Google. Любой венчурный капиталист смотрит на текущие факты и делает
некие предположения. Я посмотрел на ситуацию с точки зрения того, что мы знали,
и другие версии казались мне неправдоподобными.
Есть большая проблема, которая меня удручает, и факт написания статьи —
внутреннее признание того, что она не решится. C начала Крымской войны из
России пошёл водопад вранья. И до этого всё было не очень правдиво, но после
событий ложь начала зашкаливать.
"Ещё одна проблема России — колоссальный непрофессионализм, который приходит
во все сферы.
Она связана с предыдущей — ложью, ведь это способ решить задачу, ничего при
этом не делая"
Что касается американских изданий, я объясню это так. Я живу здесь двадцать
лет, но юность провёл в Москве и представляю, как себя чувствуют люди со своими
взглядами на русскую историю. Но cтоит ли кусок территории того, чтобы
полностью рассориться с нацией? Американцы однозначно отвечают на этот вопрос.
Они думают: если вы хотите территорию обратно, работайте над этим. Создайте
специальную экономическую зону, комиссию с Украиной, программы экономического
развития. Cкажите, что мы готовы играть в эту игру и она может занять десять
или двадцать лет. Потому что отношения с Украиной важнее, чем получить кусок
земли на халяву. Как вы понимаете, это стратегия, которую ведёт Китай на
Дальнем Востоке.
Патриоты мне кажутся забавными, потому что лет через двадцать-тридцать
территории мирным путём отойдут под экономический контроль Китая, а потом и
под политический контроль. Вот что можно защищать. Но патриоты предпочитают
убивать братский народ. Конечно, сложнее защищать территорию, где нельзя бегать
с автоматом, где планомерно работать. Русский менталитет и здесь проявляется в
том, что хочется сразу и бесплатно.
Так вот, американская позиция настолько однозначная, что другой стороны
здесь быть не может. Они не могут переступить черту и принять, что людоеду
что-то захотелось. Если китайцы проведут референдум на Дальнем Востоке и
скажут, что хотят присоединиться к Китаю, Вашингтон встанет ровно так же
против этого, как встал против присоединения Крыма.
Растягивание и попытка найти компромиссы, по крайней мере, смягчает шок.
И если б Россия занялись этим процессом, работала со СМИ и готовила к такому
международное сообщество, то через пятнадцать лет такой нудной работы над
целью это воспринималось бы совсем по-другому.
Есть пример британских колоний, где лидеры сателлитов обожают собираться
в Лондоне и делать фото с королевой. С другой стороны, Англия напоминает, что
была старшим братом и будет помогать во всём. Мне кажется, российской власти
даже в голову не приходят такие варианты. Вся история — это СССР, где
дипломатия приезжает на танках.
Ещё одна проблема России — колоссальный непрофессионализм во всех сферах.
Она связана с предыдущей — ложью, ведь это способ решить задачу, ничего при
этом не делая. Зачем решать, когда можно наврать. Эти ошибки взрываются им в
лицо: так было с самолётом или когда метро сошло с рельсов. Вспоминается
Пелевин, написавший, что единственный истребитель России летает вдоль границы,
чтобы на него смотрели, потому что все другие сломались.
— Некоторые российские предприниматели по-прежнему поддерживают власть и
верят, что с вступлением в силу санкций и оттоком капитала краха не случится,
а мы будем жить по «китайской модели».
— То, что происходит cейчас в России, никакого отношения к китайской модели
не имеет. У меня есть партнёры в Китае, и я хорошо знаю китайскую систему с
той стороны, как она блокирует стартапы Долины от продвижения там. Если мы
вернёмся к шкале, то экономическая программа в России — единица, Китай — семь
или восемь баллов. Причём Китай сейчас начинает чуть-чуть откручивать гайки —
они поняли, что всё классно работает, но западные стартапы перестали приходить
в Китай и им надо дать какой-то кислород.
"В 2011–12 году толпа фаундеров из «Сколково» приехала сюда получать
деньги для своих стартапов.
Они поняли, как классно в Долине,
и решили здесь остаться"
Китайская система очень многоярусная, и поддержка стартапов государством
не ограничивается. Китайцы очень много работают, у них внутривидовая
конкуренция, и в стране полтора миллиарда населения. Вряд ли эту динамику
можно увидеть в стране со 140-миллионным населением. Китай провёл
сногсшибательную программу технического обучения населения — она вызывает
положительный шок даже в Америке.
В России есть количественные ограничители и скоро не останется
профессионалов. Сейчас современный мир открыт, и людям, которые хотят что-то
сделать, нет смысла задерживаться в этой стране. Долина мотивирует становиться
лучшим в чём-то, и это единственный способ выжить здесь. Я думаю, Китай, Индия
и технологичная Америка — страны, которые будут определять движение мира в
ближайшее десятилетие. Всё больше сфер жизни будут определять компании вроде
Google или Apple, а государствам останется работа с канализацией. Россия, к
сожалению, не создала ни одного лидера, который мог бы определять развитие
планеты. За десять лет, когда Россия будет оправляться от ущерба и вернётся
в текущую точку, Долина и другие страны уйдут далеко вперёд.
— Может ли стартапер, который уедет сейчас в Америку, столкнуться с
неприязнью по национальному признаку?
— Не буду обелять американцев и говорить, что для них это совсем не важно.
После 11 сентября они в массе своей стали по-другому относиться к арабам.
Арабы, в свою очередь, как-то пытались оправдываться. Думаю, с русскими
аналогия довольно полная. Если приезжает честный профессионал, у него проблем
не возникнет. Но если это такой середняк, который ещё и доказывает, что Крым
200 лет принадлежал России, он вызовет неприязнь. Здесь сразу вспоминаются
300 трупов голландцев, автралийцев и других людей. Вы просто не понимаете,
какой шок это производит. Русских сложно шокировать — падает метеорит — ок,
продолжаю дальше ехать. Здесь есть моральные стандарты, на которые все по
дефолту опираются. Вся экономика коммерческая, она строится на уважении к
индивидуалам. Единственный способ заставить кого-то работать на тебя — это
убедить в лучших условиях. У нас в фирме топ-партнёры миллиардеры. К нам они
относятся абсолютно на равных, и немыслимо, чтобы было по-другому. Поэтому
мысль о том, что люди летели на бизнес-трип и оказались горой трупов на поле,
вызывает шок.
— От знакомой в Долине я слышала, что в отличие от Нью-Йорка, там не
принято обсуждать политику и религию. Это так?
— Здесь царит культ профессионализма, и всё ему подчиняется. Если я со
своим сотрудником рассорюсь из-за того, что он республиканец, а я демократ,
наверное, у нас могут возникнуть проблемы на работе. А если мы не доделаем
продукт, нас тут же сожрут конкуренты. У людей это вызывает оптимизацию — они
применяют всю энергию, чтобы победить. Cпорить о политике можно на барбекю,
и то скорее с друзьями, а не сотрудниками. Кроме того, люди очень экономично
относятся к своему времени.
Нью-Йорк живёт другим. Там большой класс политических журналистов,
аналитиков и других людей, для которых работа в обсуждении и спорах
политических событий. Так они тренируют свой ментальный мускул.
— Понятно, что получить инвестиции у американских фондов было и без того
сложно, но возможно ли это вообще сейчас? Помните, «Островку» удалось привлечь
деньги нескольких фондов, а российский Coub открыл офис в Нью-Йорке.
Какие шансы на развитие?
— «Островок» нанял моего хорошего друга Феликса Шпильмана, который провёл
в Долине несколько лет и имел прямой контакт с ведущими фондами, так что это
исключение. Это только моя спекуляция, но думаю, он колоссально изменил
позиционирование компании, чтобы фонды в него вложились. Именно в силу
русского DNA компаниям тяжело фандрайзить.
После февраля появилась большая стигма, которая напрямую к проектам не
относится, но влияет эмоционально. Известно, что IBM поставляла оборудование
нацистам, чтобы они пересчитывали евреев. Мы ещё не на этой стадии, но примерно
вот так: россия убивает украинцев, и у фонда как бы спрашивают — не хотите ли
вы инвестировать в компанию из этой страны? Фонд подумает больше и глубже,
прежде чем совершить сделку с такими проектами. В любом случае главное, на
что смотрит инвестор, — риск и потенциал возврата. Русский стартап должен
показать потенциал возврата намного больший, чем риски, чтобы вызвать к себе
хоть какой-то интерес.
Что касается американского офиса и развития проекта здесь, это, безусловно,
правильное направление. Вы помните, что у Яна Кума (основатель WhatsApp.
— Прим. ред.) было много программистов на аутсорсе в России и на Украине.
Его преимущество в том, что, хотя компания полностью американская, он знает
русский язык, поэтому мог открыть волшебную шкатулку и достать оттуда сколько
надо программистов.
— В последнее время были русские проекты, которые вам запомнились или
захотелось проинвестировать?
— Один из лидеров русского инкубатора, который часто сюда приезжает, имя
называть не хочу, рассказал мне такую историю. В 2011–12 году толпа фаундеров
из «Сколково» приехала сюда получать деньги для своих стартапов. Они думали,
что завоюют мир, но поднять раунд не смогли, зато поняли, как классно в Долине,
и решили здесь остаться. Никто из них не уехал обратно. Они все просрочили
свои бизнес-визы и после того, как их проекты загнулись, начали искать здесь
работу. Большинство найти её не смогли и дальше думали только о том, как
получить новую визу, — вернуться они не могли, потому что не попали бы назад.
По общим контурам история выглядит правдоподобно. Люди приехали со стартапами,
качество которых переоценивали. По русскому принципу вместо того, чтобы уехать
и работать, стали искать что попроще. В итоге остались без визы.
"Проект может быть интересным, только когда он находится на грани.
Проблема в том, что во всех местах, кроме Долины, её никто не видит"
Отвечая на ваш вопрос — за всё время здесь я не встречал ни одного проекта,
в который хотелось бы проинвестировать. Понимаете, проект может быть интересным,
только когда он находится на грани. Проблема в том, что во всех местах, кроме
Долины, её никто не видит. Люди находятся чуть-чуть в прошлом, а Долина живёт
на пять лет вперёд. Всё, что становится мейнстримом через несколько лет, у нас
уже сейчас здесь. Мы применяем первыми разные проекты, потому что они здесь
появляются. Чтобы российскому стартапу стать интересным, ему надо: понять где
эта грань находится, перешагнуть через неё, имплементировать опыт на мировом
уровне.
— Даже неловко спрашивать теперь про Y Сombinator, в котором вы проходили
программу. Туда, наверное, тоже попасть практически невозможно.
— Это как раз не так сложно, Y Сombinator инвестирует в талантливых
индивидуалов. Если вы хакер или предприниматель, можете отправить заявку.
У русских слабость в бизнес-видении, но есть сильная технология. Если вы не
знаете, о чём говорить, лучше ничего не говорить. Покажите, что вы уже
построили, а с бизнесом поможет инкубатор. Туда можно проскочить на хакерской
гениальности. Y Combinator возьмёт небольшую долю от 5 до 7 % и познакомит вас
с венчурными фондами. Проблема возникнет потом, потому что представлять проект
всё равно будете вы сами.