Раздел 2. Направления дальнейшей работы

Глава 13.
Результаты и применение

     Приведенные выше манипуляции с формами сознания ставят под сомнение единственность организации наблюдаемого мира. Если можно создать двумерное время, многомерное пространство, несуществующие цвета, то можно создать и несуществующие формы организации сознания. Рассмотренный выше психотехнический инструментарий достаточен для начала такой работы. Но еще раз повторим: безопасность и эффективность такой работы может быть обеспечена лишь при успешном доведении ВМ до той точки «Я», из которой возможно свободное волевое формирование реальностей сознания.
     Практики подводят к точке внутренней свободы, но жизнь свободного волевого существа отличается от форм существования, обусловленного внешними стимулами и стабильными формами сознания. Существование-как-реакция обусловлено организацией органов восприятия и действия, устойчивыми формами реагирования, социальными связями, стереотипами поведения и принятия решений, и все это обеспечивает основы полноценной, но обусловленной внешними обстоятельствами жизни. В своей совокупности обусловливающие факторы поддерживают вполне определенную и четкую форму жизни сознательного существа.
     В ходе психонетической практики неизбежно происходит освобождение от формирующей власти бессознательных структур, реакции на стимулы утрачивают свой автоматический и неосознанный характер, психические функции, язык и принимаемые за очевидные формы описания мира из властных организаторов и формирователей сознания превращаются в текучие и произвольно создаваемые и дифференцируемые инструменты. Стимулы замещаются новыми формирующими сознание и поведение реальностями — реальностями волевых намерений и свободного творчества, а социальные отношения власти и подчинения в среде таких людей превращаются во взаимодействие свободных и упругих воль. Это и есть главный результат рассмотренных в предыдущих главах практик активизации сознания.
     Есть, однако, "сопутствующие", порождаемые каждым этапом психонетического процесса результаты. В этой главе мы проанализируем некоторые из дальнейших направлений работы.

к оглавлению

     Выделение позиции «Я» в ходе разнесенной ВМ еще не означает, что «Я» начинает управлять всеми процессами, происходящими в организме сознания. «Я» может развернуть волевые импульсы в имагинативной сфере, в фоновых состояниях и относительно податливой функции внимания. Это начальная позиция, с которой начинается переход к активному сознанию.
     Но множество процессов остаются спонтанными. Они находятся вне волевого контроля и, вторгаясь в сознание во время выполнения практик становятся помехами. Многие реакции и формы поведения стереотипны и с трудом поддаются изменению, они недостаточно пластичны (в этом легко убедиться, попытавшись проимитировать формы речевого поведения других людей). Легко изменить свою реакцию в воображении, но чрезвычайно сложно реально сделать иной именно внутреннюю реакцию а не ее внешнее выражение.
     Проблема заключается в том, что такого рода процессы и события развиваются вне и в противовес подконтрольным со стороны «Я» частям сознания. Здесь развивается конфликт между «Я»-контролем и «Оно»-контролем (термин «Оно» используется нами не для обозначения бессознательного, как это принято в психоанализе, а для обозначения организма сознания, не подчинившегося контролю со стороны «Я»),
     Если вторжение в сознание нельзя предотвратить, то его нужно опередить. Для установления контроля над спонтанными проявлениями психики используется техника опережения событий. Для этого нужно вспомнить, как выявляются предшественники отвлечений от процесса ВМ в техниках извлечения энергии из внутренних помех.
     Процедура проводится на основе 3-й фазы ВМ с наблюдением предвестников приходящих помех. Нужно уловить начало вторжения в сознание любых желаний, возникающих в пределах организма сознания, создать волевое намерение, дублирующее желание, и полностью развернуть соответствующее действие как результат волевого намерения, исходящего из «Я». Например, желание изменить позу или поднять руку в момент, предшествующий его появлению в сознании (т.е., в тот момент, когда есть смысловое переживание того, что вторгается в сознание, но нет еще его оформленного восприятия), поддерживается намерением, замещается им и выполняется уже как развертывание намерения в движение.
     Волевое намерение тем самым дублирует обусловленные стимулами и психическими структурами процессы, перехватывает их развертывание и замещает их собою, превращая в полностью осознанные. Действия, порожденные неосознаваемыми источниками, становятся полностью прозрачными, осознанными и управляемыми. В этот момент уже не причинно обусловленный импульс в свою очередь обуславливает действие, а волевое «Я».
     Действие формируется не только обусловленными импульсами, но и частично осознанными и частично неосознаваемыми ограничениями, воплощающими личные, культурные и социальные нормы. Эти ограничения также должны стать осознанными и превратиться в ограничивающие намерения по той же схеме.
     После небольшой практики все совершаемые действия начинают имитировать развертывание волевых намерений.

к оглавлению

     Когда практика перехвата становится привычной, можно переходить к изменению направленности проникшего в сознание импульса к действию. В этом случае, начавшись как перехват импульса, возникшего в организ-ме сознания, волевое развертывание изменяет траекторию. Уловив стремление поднять руку, практикующий замещает его волевым намерением, а затем, не прерывая процесса, изменяет его направленность, превращая желание поднять руку в какое-либо иное движение (например, нагнуться вперед).
     В этой процедуре есть одна тонкость: намерение нужно изменить по ходу его развертывания, а не заместить новым.
     В мышлении уже долгое время культивируется операция замены одного элемента другим (что и породило в конечном итоге практически все современные технологии), а не преобразования субстанций (что являлось основой алхимических прототехнологий). В результате эта операция замены вместо преобразования стала доминирующей в сознании современного человека. Метафора атома (а-тома, т.е. не-делимого) распространяется на все, в том числе и на внутрипсихические операции.
     В качестве поясняющего примера рассмотрим задачу: представить себе красный цвет и преобразовать его в синий. Простейшая операция состоит в том, чтобы вместо красного представить синий. Но можно произвести и гораздо более напряженную и трудоемкую операцию — преобразовать красный цвет в свою психологическую противоположность. Если замена требует лишь извлечения из «склада образов» нужного представления, то осуществление преобразования требует овладения оператором преобразования (в нашем примере — оператором противоположности), который может быть приложим и к другим объектам (будучи приложен к желтому цвету, он породит из него темно-зеленый). Изменение импульса действия и есть нечто подобное преобразованию цвета, а не его замещению.
     Осознав вторгшийся импульс, нужно не отвергнуть его, подменяя иным, а сохраняя непрерывность, изменить его направленность. Тогда происходит следующее: причинно обусловленный импульс породил в сознании процесс, имеющий некий смысл, который, в свою очередь, определяет «мишень» — конечный результат процесса (движение руки). Намерение, перехватив процесс, очищает этот процесс от первоначального смысла и, вкладывая в него новый смысл, перенаправляет его к новой «мишени». Тем самым «Я» использует спонтанную активность, чтобы, изменив ее направленность, сделать ее полностью осознанной, т.е. использует энергию организма сознания для осуществления своей работы.

к оглавлению

     Опыт перехвата импульсов организма сознания позволяет создать внутри осознаваемой части психики своего рода плацдарм для дальнейшего распространения осознания. Когда перехват становится привычным состоянием, следует окончательно заполнить пространство сознания только продуктом развертывания волевых намерений «Я». Этот постепенный переход к внутренней свободе не является быстрым процессом. Сознание удерживается в определенной форме его обусловленностями. С исчезновением обусловленностей нужны другие способы удержания стабильности сознания. Тогда желания замещаются намерениями, а реакции занимают свое ограниченное пространство, уступая место продуктам активности.

к оглавлению

     Опыт наслоений различных фаз психотехнических циклов (фигуры — фон—не-формы — не-восприятия) и их одновременного сосуществования в сочетании с техникой «замораживания» в сознании внутренних событий позволяет перейти к формированию объемного сознания, т.е. такого сознания, в котором актуально представлены все классы объектов сознания. Поэтому любое событие в сознании одновременно воспринимается на всех уровнях.
     В объемном сознании преодолевается основной организмический процесс — направленность эволюции всех систем во Вселенной, имеющих форму, в сторону нарастающей дифференциации, специализации и снижения энергоемкости каждого их элемента. Объемное сознание позволяет удерживать в сознании все стадии процесса дифференциации от не-существования до оформленных предметов. Поскольку процесс дифференциации проходит ряд точек, от которых могут начинаться альтернативные линии развития, то и виртуальные линии с их конечными точками соприсутствуют в объемном сознании наряду с актуализированными.
     Еще один аспект объемного сознания — одновременное сосуществование в равном статусе противоречащих друг другу и взаимоотрицающих суждений, описаний и оценок. Это касается не только мышления. Одновременное восприятие двух цветов в наложенных друг на друга кругах (см. выше), противоречащее строению визуальной функции, также является одним из проявлений объемного сознания.
     В объемном сознании одновременно присутствуют и разные мерности внутреннего пространства — оно становится не только трехмерным, но и четырех-, и 3,7-мерным и каким угодно.
     Объемное сознание — не синоним активного сознания, но его порождение. Объемное сознание не может возникнуть «само по себе», оно создается, развертывается из той точки сознания, «где рождаются формы».

к оглавлению

     Фоновое мышление интересно как пример «гибридной» функции. Мышление как функция оперирует дискретными и тождественными себе элементами. Над элементами производятся вполне определенные и каждый раз приводящие к однозначному результату операции. Элемент целостен и неизменен. Он может делиться на другие целостные и неизменные элементы. Так, например, процесс может быть воспроизведен мышлением как упорядоченная серия дискретных состояний и т.д.

к оглавлению

     В реальном мышлении, как и в любой функции, присутствует неустранимый фоновый компонент, отмечавшийся многими исследователями. В знаменитой работе В.В. Налимова «Непрерывность против дискретности в языке и мышлении»¹ под непрерывностью, по сути, понимается мыслительный фон. В разные эпохи и в разных контекстах соотношение фигурных (дискретных) и фоновых (континуальных) компонентов мышления неодинаков. Так, в алхимическом мышлении фоновый компонент выражен значительно больше, чем в естественно-научном и математическом мышлении середины XX века. А в музыке и поэзии фоновые компоненты вообще преобладают.

     Господствующая уже долгое время тенденция в развитии мышления — его формализация, устранение фоновых характеристик — лежит в основе наблюдаемого в последние десятилетия маниакального «стремления к цифре»: замене аналоговых технических устройств цифровыми. Цифровые устройства ничем не лучше аналоговых за исключением одного момента: цифра - а-том (неделимое) и всегда равна себе. Аналоговые устройства ближе к жизни, они вариабельны и менее контролируемы. Аналог имитирует жизнь, а цифра ее подменяет.
     Этот процесс отражает последовательное сокращение роли фонового компонента в мышлении. Однако возникает соблазн, наоборот, усилить, разработать и сформировать фоновое мышление как отдельный вид мышления. Представим себе его основные характеристики.
     Фоновое мышление радикально меняет соотношение фигуративного и фонового, обращаясь к фону и используя дискретные (фигуративные) элементы как вспомогательные. Часть операций фигурного мышления вполне применима к фону, но неизбежно возникают и новые операции, приложимые только к фоновым объектам.
     Примером фонового мышления является поэзия. Средства управления фоном достаточно абстрактны — рифма, ритм, их сочетания и т.д. В хорошей поэзии фоновое мышление (и фоновое воздействие) сохраняет паритет с дискретными элементами или же доминирует над ними: изложение сюжета стихотворения в разных ритмических формах порождает различное его восприятие. Смысловые компоненты фона могут усиливать, ослаблять или подчеркивать смысловые компоненты сюжета. Понимание этого позволяет выявить собственно фоновую составляющую и ее влияние на дискретную, текстовую часть.
     Первичное множество вариаций фона определяется набором возможных рифм и ритмов. Однако этот набор невелик, и требуется перейти от ограниченного дискретного перечня к фоновому континууму и соотнести его со смысловым слоем сознания, а значит, и с Миром в целом, подобно тому, как пространство дискретных фигур, которыми оперирует обычное мышление, соотносится со Вселенной.
     В отношениях фигуративного и фонового мышления сохраняется определенная симметрия: дискретное мышление может описать фоновые реальности, оперируя дискретными элементами; фоновое мышление описывает фигуративные составляющие посредством колебаний фона. Как и всякое мышление, фоновое мышление опирается на определенные законы, обеспечивающие приближение к однозначности выводов, но эти законы также должны быть выражены не фигуративно, а «фоново». Это порождает проблему знакового отражения фона.

к оглавлению

     Знаковая среда, адекватно отражающая фон, должна сама обладать фоновой природой. Ее вариации и изменения должны четко фиксироваться, но при этом знаковая среда не должна быть фигуративной. Не претендуя на окончательный выбор знаковой среды для фиксации фоновых операций, рассмотрим в качестве возможного претендента на эту роль нефигуративную цветовую среду.
     Цвет удобен в первую очередь тем, что его смысл заключен в нем самом, а вербально-смысловые интерпретации цвета достаточно отчуждены от непосредственного переживания. Различия цветов невозможно описать без ссылок на прямое их восприятие, хотя исследований значений и, соответственно, воздействий цветовых стимулов на сознание, проводилось достаточно много.
     Самыми значимыми сопоставлениями цветовых и вербальных выражений смыслов остаются трактаты Василия Кандинского¹ и работы Макса Люшера². Цветовые предпочтения используются в качестве диагностической процедуры в тесте Люшера. Диспозиции, выявляемые этим тестом, носят явно выраженный фоновый характер — определяются не конкретные качества, а именно предуготовленности, т.е., то, что не имеет собственной структуры, но может повлиять на конкретные (т.е., фигуративные) поведенческие акты подобно тому, как перцептивный фон влияет на восприятие фигур. Можно сказать, что интерпретация теста Люшера базируется на неявном фоновом мышлении.
     Однако стать знаковой средой, отражающей фоновое мышление, цвет сможет лишь тогда, когда мы начнем использовать цвета для обозначения фоновых аспектов без апелляции к посредничеству дискретного мышления.
     Цветовая среда уже фактически использовалась в качестве средства отражения фоновых процессов — первые варианты цветомузыки носили именно фоновый, а не фигуративный характер. Цвет отражал звучания, но не был самостоятельным и независимым фактором. Цвет отражал и фиксировал музыкальный фон. Но можно представить и построение «цветовых суждений» в виде не только отражений музыкальных тонов, но и противоречащих их фоновому значению цветовых вариаций.

     Все психические функции в своей совокупности и каждая из них в отдельности отражают различные аспекты Мира. Их выделение из общего потока приходящих в сознание стимулов позволяет воздействовать на эти аспекты и использовать их для целенаправленного изменения окружающей реальности. Обычное фигуративное мышление выделяет те аспекты Мира, которым соответствуют стабильные и неделимые элементы (фигуры) мышления. Отработанные в ходе воспитания и обучения ребенка операции взаимодействия с фигурами позволяют эффективно ориентироваться в окружающих событиях и воздействовать на них. Это очевидно, но не столь очевидно, что фоновые объекты сознания также отражают некоторые аспекты реальности. Культивируя работу с фоном, можно перенести операции в отношении фона на реальность.
     В Мире есть нечто, соответствующее фигурам, и есть нечто, соответствующее фону. Фоновое мышление соответствует фоновым реальностям в Мире. Операции фонового мышления в перспективе могут оказаться столь же эффективными, как и операции фигуративного мышления, создавшие социальную и технологическую среду, в которой мы живем.
     Неявно фоновое мышление используется в техническом конструировании. Сложные технические системы доводятся до рабочего состояния в ходе серии испытаний, позволяющих выявить конструктивные недоработки, неучтенные в проекте, т.е., не выведенные в осознание конструктора, оставшиеся в «техническом фоне». Как только операции с фоном получат адекватное и развитое отражение в знаковой среде, а это отражение, в свою очередь, будет сопоставлено с операциями над фоновыми составляющими, появится возможность и фонового управления, и фонового конструирования.
     Фоновое мышление достаточно легко вызвать, но мы не можем говорить о результатах в разработке данной проблематики и практическом его применении из-за отсутствия разработанных средств фиксации операций над фоном.

к оглавлению

     Реальности, представленные в актуальном сознании, ограничены, специфичны и специализированы. Разные эпохи и разные культуры порождают свои реальности, причем единственные и неоспоримые для каждой культурной эпохи. Чтобы разные люди смогли одинаково воспринять одно и то же явление, необходима процедура согласования восприятия, фиксации и оценки. Согласование поддерживается постоянной коррекцией отклонений от согласованной реальности. В результате то, что является фактом индивидуального сознания, становится таким же фактом и для других сознаний.
     Процесс воспитания и образования как раз и формирует согласованную реальность для определенной культурной эпохи. Для других эпох какие-то реальности перестают быть общесогласованными. Так, существование бесов было очевидно еще несколько столетий назад и до сих пор является очевидным для глубоко воцерковленных людей, чего не скажешь об основной массе дехристианизированного населения.
     Психонетическая практика позволяет увидеть и осознать отдельному индивиду те аспекты Мира, которые до этого были скрыты и непроявлены. Но станут ли эти аспекты согласованными для группы практикующих — зависит от процедуры согласования, превращающей факты индивидуального сознания в нечто доступное другим лицам, участвовавшим в согласовании.
     Согласование реальностей можно показать на примере превращения тела внимания из факта индивидуальной практики в явление, которое может быть воспринято другими практикующими. Тело внимания и манипуляции с ним, в принципе, доступны наблюдению для тех, кто сам овладел техникой создания ТВ. Для этого нужно перевести внимание за пределы поля восприятия — сосредоточиться на визуальном и соматическом «ничто». То, что остается в восприятии, — это пространство внимания. Созерцание пространства внимания в таком состоянии позволяет воспринять сгущение внимания других людей в этом поле, а значит, и возникновение ТВ.
     Это достаточно сильное достижение. Такое восприятие вырабатывается в ходе длительной и напряженной работы. ТВ поначалу нестабильны и отражают в своем строении многие индивидуальные особенности породивших эти тела людей. Эти особенности воспринимаются с гораздо большим трудом, тем более, что само восприятие вниманием с неизбежностью тоже индивидуально, поскольку на него накладывается неодинаковый жизненный опыт.
     Согласование начинается с не-форм, из которых создаются первичные протоформы ТВ. He-формы в силу отсутствия у них каких-либо чувственно проявленных качеств идентичны у всех людей¹. Групповое созерцание не-формы, в частности, пустого пространства, и представляет собой первичное согласование. Принципиальная неустойчивость не-формы, ее стремление к оформлению, становится из препятствия (на пути создания устойчивой не-формы) союзником в процедуре согласования. При групповом сосредоточении внимания на пустом бесконечном пространстве неустойчивость не-формы у одного из участников легко транслируется всем остальным. Для этого лишь необходимо, чтобы у остальных участников процедуры не-форма была близка к неустойчивой позиции.
     Изменение объема внимания от бесконечного пространства к шарообразному ЛОВ обычно выполняется согласованно. Требуется только уточнение размера и «плотности» шара. Когда достигнуто первичное согласование, формирование ЛОВ одним из участников может фиксироваться всеми членами группы. Согласованная траектория порождения ТВ позволяет отслеживать и регистрировать отклонения от нее, т.е. появление первых индивидуальных характеристик. Восприятию подлежат именно рассогласования, отклонения от норматива. До этого объекты работы идентичны и нет оснований для восприятия как такового — все участники наблюдают один и тот же объект² и может сохраняться иллюзия восприятия, хотя речь идет об удержании внимания на объекте, существующем лишь в индивидуальном сознании. Однако, если начинает восприниматься отклонение от группового образа, речь идет уже о согласованной реальности.
     Феномен группового наблюдения ЛОВ, созданного одним из участников работы, проявляется лишь втом случае, когда ЛОВ создается и фиксируется в «модальности» внимания — любые визуальные или кинестетические примеси в ЛОВ очень скоро превращают реальное восприятие ЛОВ в иллюзию. Не только ЛОВ должен быть «вылеплен» из «субстанции внимания», но и пространство, в котором он сформирован и перемещается, должно быть не визуальным, а пространством внимания. С этого момента терминологически корректным становится выражение «тело внимания».

     Когда первичное согласование достигнуто и «шар внимания» фиксируется всеми участниками групповой работы, начинается отработка восприятия произвольного изменения формы и внутренней структуры ТВ.
     Следующий шаг — формирование устойчивых автономных ТВ. Для того, чтобы получить такой эффект, нужно владеть техникой разотождествления и отчуждения любых содержаний своего сознания. Тогда связь «Я» и волевого намерения с ТВ может быть прервана, и ТВ становится внешним по отношению к сознанию создавшего его человека. В этот момент следует начать выход из состояния, в котором восприятие направлено только на пространство внимания, ТВ и не-формы. При этом ТВ, существующее в согласованной реальности группы, некоторое время сохраняется и воспринимается и другими членами группы. Тело внимания сформировано как нечто реальное.
     Возникает вопрос о статусе ТВ: являются ли они фактом индивидуального сознания или находятся в поле сознания, общем для всех сознательных существ. Ведь ТВ формирует конкретный человек, значит, оно находится «внутри» его сознания, и даже факт восприятия ТВ другими практикующими еще позволяет сохранить метафору индивидуального сознания. Но тело внимания, сохраняющееся после того, как создавший его прекратил усилия по его поддержанию, и воспринимаемое остальными участниками, полностью подрывает это представление.
     Тела внимания доступны для наблюдения другим людям, но нет способа их зарегистрировать с помощью приборов, принадлежащих миру-вне-сознания. Таким образом, статус ТВ двойственен — они относительно независимы от создавшей их воли, но остаются принадлежностью сознания, хотя и сознания более широкого, чем индивидуальное.
     Нужно сказать, что как только вводятся в практическую работу не-формы и не-восприятия, все привычные образы локального предмета, вместилища предметов и событий или общего поля становятся относительными и неадекватными для описания сложных реальностей, включающих в себя не только фигурно оформленные объекты, но и классы нефигуративных объектов.

к оглавлению

     Изменение личностных характеристик часто становится одной из первых практических задач для тех, кто овладел описанными выше практиками. Даже частичный и кратковременный опыт пребывания в состоянии чистой субъектности, из которой рождаются все формы сознания, приводит к пониманию крайней ограниченности актуальных проявлений «Я». Стереотипы поведения, оценок, четко фиксированный рисунок движений, походки и речи представляются лишь одним из возможных вариантов развертывания «Я». Личностные структуры начинают переживаться как искаженные и не полностью осознанные. И тогда появляется потребность в личностной трансформации.

к оглавлению

     Одна из фундаментальных характеристик «Я» — способность не только к разотождествлению, но и к отождествлению. Именно отождествление лежит в основе возникновения социальных структур и обусловленного культурой поведения. Это сильное и хорошо натренированное качество, которое должно использоваться в последующей работе, но переходить к целенаправленным отождествлениям «Я» со сложившимися или новыми личностными структурами и организованностями сознания следует, только достаточно укрепившись в практиках разотождествления. Практики разотождествления и приближения к волевой сердцевине «Я» освобождают «Я» от принудительного рефлекса отождествления с порожденными «Я» личностными структурами. Отождествление становится контролируемым и прозрачным процессом при условии овладения процессом разнесенной ВМ и наличии опыта смещения субъектности за пределы «Я».

к оглавлению

     Действия, производимые в поле сознания, не остаются тайной для организма. Действия производятся в среде содержаний сознания, но и содержания влияют на процессы, идущие в физическом теле, и процессы в живом организме влияют на психические процессы. Поэтому результат психонетических операций в той или иной степени гибриден — действия «Я» модифицируются психическими процессами, а психические процессы взаимосвязаны с организмическими. Организм может препятствовать психонетическим операциям (состояние усталости, рассеян-ности, интенсивные помехи), но может и помогать (повышение тонуса и настроения при выполнении операций, поддержка состояний фазами дыхания). В любом случае организм пытается сохранить свое доминирующее по отношению к психике положение. Для того, чтобы перейти к волевому управлению организмическими процессами, необходимо вначале разорвать одностороннюю доминирующую связь организма и сознания, т.е. произвести последовательное разотождествление с организмом. Одним из приемов разотождествления является разрыв ритмики дыхания и ритмики психотехнических циклов.
     Но прежде чем разорвать такую связь, ее нужно опережающим образом осознанно установить. Уже на начальных стадиях изучения волевой медитации наблюдается тенденция сочетать части формул ВМ с фазами дыхания: «Я (вдох) есмь (выдох)» или «Я есмь (вдох), я есть воля (выдох)». Отметив такую связь, следует вначале ее осознанно усилить, а потом прервать, организуя ритм формул и фаз ВМ, отличающийся от ритма дыхания или сердцебиения. Этот же прием можно использовать и на стадии формирования плоскостного и объемного циклов.
     Естественным сочетанием является, например, дКВ (выдох) — АПЗ (вдох) — ЗН (выдох), но в следующем цикле дКВ (вдох) — АПЗ (выдох) — ЗН (вдох) психотехнические операции и фазы дыхания находятся в контрапункте. Связь двух процессов усиливается при введении задержки дыхания: дКВ (выдох) — АПЗ (вдох) — ЗН (пауза).
     Аналогично поступают с объемным циклом и хроноциклами. Овладев такой усиливающей техникой, дыхательный и психотехнические циклы следует разнести и сделать независимыми один от другого. Тем самым создаются предпосылки для освобождения сознания от одностороннего доминирования физиологических процессов над сознанием.
     Следующим шагом становится разотождествление со стереотипами поведения и реагирования. У любого поведенческого акта две стороны: внешнее выражение, доступное постороннему наблюдателю, и его внутреннее выражение (намерение совершить действие, эмоциональное или позиционное сопровождение акта, переживание степени безальтернативного поступка и т.д.). Разотождествление предполагает незаинтересованное наблюдение за стереотипным действием так, как если бы наблюдение осуществлялось независимым свидетелем, а затем и изменение внутреннего выражения действия на какое-либо иное.

к оглавлению

     Отождествление с существующими структурами происходит в процессе их развертывания по принципу «активного перехвата».
     Формирование альтернативных личностных структур без опыта отождествления с ними остается иллюзорным и сводится к маске или роли. Первичный опыт приобретается при развертывании реальной личностной структуры из волевого «Я». Развертывание осуществляется как переход от позиции «Я» (не-форма) к состоянию 3-й фазы ВМ, отождествлению с этим состоянием, последующим прекращением ВМ и отождествлением с текущим состоянием (фон) и последующим переходом к отождествлению с создающими состояние структурами (фигура). Можно сказать, что развертывание осуществляется в направлении структуры-мишени.
     Тенденция к отождествлению «Я» с проявленными содержаниями сознания и психическими функциями присутствует постоянно и может быть использована в техниках произвольного отождествления. «Соскальзывание» в отождествление можно наблюдать при осуществлении ВМ в условиях нарастающих опасных процессов. Пример — сохранение ВМ при длительной задержке дыхания.
     Отождествление начинается с волевой медитации, и развертывание идет по линии «я есть то-то и то-то», «я отношусь к таким-то и таким-то людям и явлениям так-то и так-то», «я продумываю такую-то мысль», «это моя рука» и т.д.
     Следующий шаг — развертывание по отношению к «мишени». Мишенью выступает перечень качеств, представляющих особенности личности практикующего. Условием составления такого перечня является хорошо поставленная рефлексия, позволяющая трезво оценить и описать свои особенности. Результат тот же — личностные структуры, развертываясь из «Я» в ходе ВМ, «дублируют» «естественные» личностные структуры, но «дубликат» при этом становится осознанным и прозрачным.
     Возникшая вследствие такого отождествления осознанность структур личности имеет свои пределы во времени, после которых практикующий вновь сталкивается с появлением неподконтрольных процессов. В сознание начинают проникать спонтанно возникшие образы, мысли и воспоминания и эффект произвольного отождествления на этом заканчивается.
     В этой процедуре важен не результат, а опыт произвольного развертывания личностных структур. Он позволяет перейти к следующему шагу.

к оглавлению

     Альтернативные структуры развертываются по отношению к мишени, которая должна быть обозначена способом, предполагающим и интенсивную смысловую составляющую, и какие-либо характеристики, которые можно воспроизвести не в воображении, а в реальном действии.
     Проект будущей личностной структуры может опираться на стереотипы поведения, несвойственные практикующему, на отличающийся от привычного ролевой репертуар, либо на иную иерархическую функциональную организацию психики.
     В нашей практике действенным инструментом оказалась соционическая концепция в ее первом варианте, разработанном А. Аугустинавичюте ¹. Выделяемые ею (вслед за К.Г. Юнгом и Э. Майерс-Бриггс) направленность сознания и функции (интро- и экстраверсия; мышление, чувствование, ощущение и интуиция) хорошо воспроизводятся практикующими, а ранжирование по степени дифференцировки (и, как следствие, их значение в общей структуре личности) позволяет построить реальную модель проистекающей отсюда личностной типологии и типологии отношений. Опорные точки, которые описываются соционической моделью, определяют контуры мишени, в которую может развернуться «Я».
     После того, как опорные точки определены, из «Я» начинается развертывание психических и личностных структур по той же схеме, что и в п. 11.6.3, но в направлении не существующих личностных особенностей, а построенной мишени.
     Нельзя сказать, что в результате получается «новая личность». Скорее, это вариант личности как таковой, углубляющий и дополняющий ее новыми возможностями. Какие бы ориентиры ни задавала мишень, это перечень дискретных качеств, которые ассимилируются фоновым ощущением своего «Я» и личности как проекции «Я». Обычно задача стойких личностных изменений не ставится, и однократное развертывание лишь расширяет спектр поведенческих стереотипов — стойкие структуры ассимилируют новые и потому текучие образования.
     Не говоря уже о прагматической значимости произвольного формирования личностных структур, развертывание новой структуры при сохранении переживания идентичности «Я» позволяет четче различить собственно «Я» и его вариабельные проекции.

«Сразу после нашей сессии в Таганроге со мной случилось следующее событие. Я столкнулся с определенной ситуацией, которая типологически случалась со мной не раз. Конкретно, речь шла о защите "своей территории" от присутствия конкурента.      В предыдущих периодах я отрабатывал экстравертную сенсорику, и благодаря параллельной работе с личной историей и базовой функцией я почувствовал, как эта моя функция становится все более активной.      Ситуацию я воспринял привычным способом, так, как это привыкли делать мои основные рабочие структуры. Они предлагали пустить все на самотек и не прибегать к активным действиям, полагаясь на силу этики. Но я заметил в себе возбуждение каких-то новых структур, которые не захотели мириться с таким решением... В какой-то момент пришло новое видение ситуации и новое простое решение».

«Последствия моего решения были странными. Я почувствовал, будто я перестал быть собой и теряю контроль над своими поступками. А точнее, теряли контроль одни структуры, которые я покинул, и устанавливали контроль новые структуры, в которые я попал. И даже не то чтобы восстанавливали — само понимание контроля над собой у этих двух личностей выявилось совсем разным. И в рамках каждой из них — адекватное внутренней логике.      После того, как почувствовал, что стал "другим собой", у меня случился приток энергии и ощущение эйфории, как будто я только что родился и наконец могу пожить.      При этом соседняя, "родная" структура продолжала все это оценивать. Я переживал обе структуры — старую и новую — размещенными в определенном объеме.      Мое решение, принятое новой структурой, было абсурдным и немотивированным с точки зрения "родной" структуры. Более того, она вообще не воспринимала невинные действия малознакомого мне человека как агрессию в мою сторону. Тогда как с точки зрения новой структуры это решение было закономерным и снимало внутреннее напряжение, которое не давало мне покоя в предыдущие разы, когда похожая ситуация возникала.      Интересно, что как только это решение было принято, и я прожил с ним какое-то время, случилось следующее. Сама ситуация "рассосалась", а напряжение по поводу ее, которое ощущалось "не-рожденными структурами", исчезло, когда эти структуры получили возможность пожить. Возникло чувство глубокого удовлетворения, реализованности...      ...В ночь после того, как развернулись новые структуры, мне приснился такой сон: в дом, где я живу с семьей, приезжает какая-то девушка с грудным младенцем. Я нахожу младенца мертвым в кроватке, мы крошим этого младенца в пиццу и съедаем.      По моим ощущениям, это специфическое ощущение страха, отвращения, агрессии, очень коррелирует с теми чувствами, когда две структуры увидели друг друга в объеме моего сознания».

     Отчет интересен тем, что здесь можно обнаружить намек на еще одну технику работы с личностными структурами — переключения с одной структуры на другую, которая до этого пребывала в «виртуальном» или проектном состоянии.

к оглавлению

     И, наконец, «Я» можно развернуть не только в процессы, психические и личностные структуры, соотаосимые с физическим телом, но и в структуры и процессы в ТВ. Для начала такого развертывания необходимы два условия: опыт работы с ТВ, позволяющий создавать внутри ТВ простые процессы, и опыт смещения «Я». Развертывание происходит из позиции «Я», соотнесенной с уровнем не-восприятий. Смещение точки субъектности по отношению к «Я» при этом не должно вести к последующей трансформации «Я». Развертывание проходит стадию восстановления идентичности «Я», однако траектория на уровне не-форм изменяется: происходит переход не к фону, а к превращению пространства или абстрактной плоскости зрения в протоформу тела внимания и последующую дифференцировку ТВ до того уровня, который ранее был достигнут практикующим.
     «Я» при этом соотносится не с физическим телом, а с ТВ, и в конце процесса отождествляется с ТВ. Соматический фон и все конкретные ощущения становятся внешними и чуждыми либо вообще исчезают. ТВ может при этом перемещаться и изменять свою форму точно так же, как в том случае, когда «Я» соотносится с физическим телом, а ТВ является внешним по отношению к нему.
     Этот процесс невозможно осуществить без двух условий, упомянутых выше. Без опыта смещения субъектности по отношению к «Я» и отработанной техники формирования и дифференцировки ТВ процесс будет подменен воображением или переживанием сноподобных состояний.
     Если процедура удалась, то безопасный выход из этой позиции возможен лишь в обратном порядке — ТВ — не-формы — не-восприятия — позиция «Я», и далее — обычное развертывание структур сознания. Надо учитывать опасности, проистекающие из успешного опыта развертывания «Я» в ТВ: соотнесение «Я» с физическим телом становится достаточно условным, и возможны спонтанные перемещения «Я» по отношению к телу.

к оглавлению

     Проблема различения своей и чужой памяти в норме не возникает. Ложные воспоминания, появляющиеся вследствие патологических процессов либо использования гипнотических техник, в любом случае воспринимаются как «свои».
     Остановка памяти, превращение ее в субстанцию и выделение не-формы, на которую «проецируется» память, а затем воспринимается «сквозь» нее, позволяют выявить первичную форму, содержащую в себе различение своего и чужого. Тогда появляется возможность развертывания не только этой памяти, присущей этому конкретном человеку, но и иной памяти.
     Это тонкая работа, требующая различения субстанции воображения и субстанции памяти. Тогда та или иная смысловая констелляция может быть развернута в субстанции памяти так же, как и в любой другой субстанции (визуальной, кинестетической и т.д.). Нужно только не допустить проекции бессознательных процессов на смысловую зону памяти — развертывание «иной» памяти должно представлять собой прозрачный, осознанный и подконтрольный воле процесс.
     Примеры спонтанного или индуцированного развертывания «чужой памяти» известны из практики «воспоминаний прошлых жизней». При всем том, что эти случаи явно порождены «сегодняшней» психикой и к феномену реинкарнации, как правило, никакого отношения не имеют, специфическое двойственное переживание и субстанции памяти и принадлежности воспоминаний другому человеку в таких случаях присутствует.
     Развертывание смысловых констелляций в не-форме памяти, а затем в фоне памяти позволяет создать формы, которые опознаются как память, но «не своя память».
     Чтобы пояснить сказанное, приведем суждение А.Ю. Агафонова о соотношении смыслов и содержаний сознания в феномене памяти.

«Сами словесные знаки, представленные в актуальный момент времени в психике как акустические или визуальные образы, в памяти не хранятся. В памяти может сохраняться только смысл, соответствующий значению слов, но для того, чтобы что-то осознать, в том числе вспомнить забытое имя, необходимо установить соответствие в тексте сознания между планами означаемого и означающего, то есть найти связь между тем, что "видит" субъект в своем сознании, и тем, что составляет смысловое содержание этого видения. Именно в тексте сознания означаемое и означающее неразрывно связаны.      Смыслы бессознательной психики в каждый актуальный момент работы сознания не только жестко не связаны с формой своего выражения, но и вообще не имеют с ней никакой связи. Эта связь образуется только вследствие осознания, а эффекты последнего имеют место тогда, когда происходит понимание текста сознания через актуализацию связи ощущений, образов, переживаний, мыслей (взятых в данном случае как психические формы) и соответствующих им смысловых областей»1.

     Остановку памяти нужно рассматривать как один из аспектов остановки сознания с сохранением осознанности и активности. Из этой позиции развертывается не-форма памяти как среда, в которой в свою очередь волевое «Я» развертывает смыслы с последующим переводом их в формы памяти.
     Возникает парадоксальная ситуация: наряду с памятью о реальных событиях присутствует память об иных событиях, которых в реальности не было, но которые нельзя назвать вымышленными, ибо они представлены сознанию не как продукт воображения, а как воспоминание: они «сделаны» из субстанции памяти и потому и воспринимаются как воспоминания. «Чужая память» — это и память, поскольку события представлены как воспоминания (и это именно воспоминания о реальных событиях, а не о воображенных событиях), и вместе с тем и не-память, поскольку этих событий не было и в сознании присутствует знание об этом.

     Подобная практика работы с сознанием позволяет обнаружить в своем опыте спонтанные явления работы памяти как воспринимающей функции, которые способствуют окончательному подрыву представлений о единственности и стабильности видимых структур Мира и сознания и освобождению сознания от господствующих над ним форм. Формы приобретают статус реальности, порождаемой сознанием. Приведем пример столкновения с реальностью памяти-как-функции.
     Из отчета М.Б.:

«Появилась необходимость изменить настроение в доме, хорошее средство — аромат. Я подобрала для ароматической смеси листья в саду, подошла к входной двери с инсталляцией, в центре которой — коряга замысловатой конструкции. И удачно вспомнила, что Игорь Ч., когда мы были здесь в прошлом году, засунул руку в щель коряги, достал оттуда колбочку с маслом, сказал <...>, и положил обратно. С мыслью, что наверняка она еще тут, я повторила его движение, и действительно, обнаружила колбу с аромамаслом, которым и воспользовалась по назначению. <...>      В скором времени, при встрече с Игорем Ч., я радостно сообщи- ла ему, что масло, которое он обнаружил при обстоятельствах <...> пригодилось. На что Игорь возразил, что такого не было. Возможно, и было когда-то очень давно, но по крайней мере, со мной не было — никогда мы вместе с ним не подходили к двери этого дома, никогда он не доставал при мне масло из коряги... Невероятно? Ну конечно! Да и неважно, ведь он мог забыть. Я ведь ясно помню! На этом все и закончилось бы, но в прошлом году, в единственный период, ког- да я вообще могла побывать около этого дома, с нами был третий человек. Правда, третий возможный участник ситуации, Игорь Р., с которым мы встретились вскоре после описанных событий, также опроверг возможность такого эпизода. Мы вспомнили наш совмест- ный маршрут через село, и в нем не было этого дома "с корягой". И действительно, в маршруте этого дома — не было! Объективно, в дважды согласованной реальности — этот дом я увидела впервые этим летом, и никак не могла непосредственно участвовать в эпи- зоде, который я "вспомнила как произошедший со мной".      Но субъективно, для меня, идентифицирующей и длящей себя, как историю своей жизни, владеющую своими воспоминаниями, имеющей свою персональную хронологию, свое имя, свою дату рождения, свои допущения и свои ограничения, свое первое и свое последнее воспоминание, для меня — этот эпизод был, со мной, и без сомнений. В моей памяти даже нашлись мысли относительно вспоминания этого эпизода. Никакие воспоминания никак друг от друга не отличались, все они были — мои.      <...> Память может "подвести", что-то может стереться из памяти, что-то может быть интерпретировано особо, искаженно относительно других интерпретаций... Но моя память — это традиционно фиксация моего опыта, моего персонального опыта, это свидетель моего прошлого, моей истории, это основание знать себя определенным образом. Это основание моей устойчивости, как выделенного из мира существа. Принято считать, что память означает использование и участие предыдущего опыта в настоящем поведении. Причем опыта личного, персонального. Он накапливает, сохраняет, воспроизводит. Но не порождает! Это нерушимо настолько же, насколько нерушимы границы картины мира современного человека.      Выходя за эти границы, мы рискуем своим спокойствием, своей безмятежностью и устойчивостью наших форм — имеющих основание в неосведомленности, нерушимости невидимых границ, неприкосновенности структур личности. Но оставаясь в них — сколько же мы теряем!»

     Опыт извлечения энергии из помех может быть перенесен на любую форму сознания, в том числе и на состояния. Волевая медитация ведет к формированию чистого и ясного состояния сознания, которое воспринимается как естественное, а все остальные по отношению к нему — как отклонения, требующие затрат энергии. При одновременном удержании и ясного состояния ВМ, и актуально присутствующего состояния возбуждения, раздражения, усталости или сонливости, между ними возникает напряжение, которое устраняется при извлечении энергии из состояния как отклонения. Таким образом, и энергия извлекается, и состояние нормализуется.
     На самом деле такая процедура производится против основного орга- низмического процесса, и потому способность извлекать энергию из со- стояний рано или поздно истощается. Впрочем, это не фатально — через какое-то время (дни или недели) эта способность восстанавливается.
     Более сильный способ — формирование энергии из субстанции сознания. В конце концов, энергия тоже имеет свой смысловой эквивалент и потому может быть развернута как актуальная реальность подобно тому, как развертываются другие смыслы. В точке остановки сознания, выявляющей его субстанциальную природу, «Я» остается наедине с тотальным не-восприятием, из которого спонтанно возникают и из которого можно целенаправленно создавать любые формы сознания, в том числе и энергию. Энергия создается так же, как и пространство, время, память и т.д.
     Феноменологически энергия переживается как активность. Психонетические практики, связанные с «распаковкой» форм сознания, довольно часто ведут к выбросам энергии, проявляющимся как лихорадочная активность, не находящая реализации. Энергию не на что направить, и это состояние чревато эксцессом.
     К энергии-как-активности можно применить ту же операцию остановки, что и к вниманию. Важно сосредоточиться на абстрактной составляющей, на том, что еще только превращается в чувственные проявления, перехватить развертывание энергии в проявленные формы и перенаправить его на создание «тела энергии», вначале совпадающего с физическим телом, а потом с ТВ и другими объектами, создаваемыми сознанием. При этом избыток энергии направляется не на чувственные проявления, а на усиление «плотности», «твердости» энергетической субстанции.
     В качестве вспомогательного приема рекомендуется процесс мышечной релаксации: по мере снижения мышечного тонуса энергетический тонус возрастает, и та энергия, которая уходила на поддержание мышц в напряженном состоянии, теперь поступает в распоряжение сознания. Игра произвольного расслабления и напряжения мышцы с извлечением и поглощением энергии позволяет уловить ту не-форму, из которой рождается энергия. После этого остается только включить полученный опыт в процедуры развертывания энергии из слоя активной субъектности.

к оглавлению

     Практика, приводящая к «смещению» субъектности за пределы «Я», дает возможность пережить актуальное, лишенное структуры, но наделенное качественной спецификой «Я», как всего лишь один из возможных вариантов существования. Поскольку это переживание парадоксальным образом соединено с сохранением субъектности, появляется возможность самотрансформации «Я». Такая самотрансформация является одной из составляющих процесса Трансформации, который рассматривается ниже. Вне этого процесса, вне четко понимаемых целей и контекста, самотрансформация «Я» представляется странным и опасным занятием. Самотрансформация становится важным элементом работы и при активизации и развертывании тех смысловых областей, которые находятся за пределами «области определения "Я"».
     Обычно «Я» переживается как нечто вполне определенное, и эта определенность проистекает из ассоциации «Я» с очерченными смысловыми зонами, смыслы которых переживаются как «свои». Термин «смещение субъектности за пределы "Я"» отражает процедуру, но содержательно не точен — скорее можно сказать, что «Я» делает «своими» смысловые области, которые ранее были «иными». Это дает возможность развернуть в виде личностных структур иное «Я».
     Отличие трансформации «Я» от развертывания альтернативных личностных структур заключается в том, что во втором случае личность развертывается из первичной смысловой зоны «Я», а в первом происходит смещение субъектного ядра «Я» на новые смысловые зоны, которые становятся своими. Хотя к этим процессам термин «отождествление» не вполне применим, его можно использовать как поясняющую метафору.

к оглавлению

     Продвижение по пути психонетических практик сопровождается рядом новых и необычных переживаний. Феноменология психонетической работы весьма разнообразна. Это, как правило, генерализованные переживания, которые трудно классифицировать по какому-либо критерию. В этой главе мы приведем отрывки из отчетов тех, кто практиковал описанные выше приемы и процедуры.
     В целом мы можем выделить феномены:
     — связанные с первичной практикой, направленной на придание активного и вариативного характера процессам внимания и восприятия;
     — возникающие в ходе работы с не-формами и не-восприятиями;
     — отражающие пробуждение активной субъектности.
     Примеры, которые будут рассмотрены ниже, относятся к нормативным феноменам¹. В том или ином варианте они встречаются у большинства практикующих и являются свидетельством реального продвижения вперед.

к оглавлению

     Концентративные и деконцентративные практики, упражнения по управлению перцептивными средами и задания по произвольному выбору той или иной фигуры расшатывают привычные перцептивные стереотипы и ослабляют ограничения перцептивных функций. Даже сравнительно безобидные манипуляции с восприятием влекут за собой то, что В.Трусов назвал перцептивной лабильностью². Перцептивные схемы начинают искажаться. Наиболее обычные переживания — изменение схемы тела (расширение, вытягивание, скручивание), изменение визуальной «картинки» (приближение предметов, их перемещение, изменение цвета, яркости и т.д.).

«Сформировал дКВ. Сначала проявилось пространство различной глубины с белесыми оттенками. Образы пошли через некоторое, по ощущениям продолжительное, время. Перед этим "повело взгляд" чуть влево вниз. Появилась легкая пульсация в глазах, а затем во лбу, и ощущение "магнитного" движения. Затем произошло "объединение" пульсаций и "магнита лба и глаз" как бы в один "центр". Ощущения тела слились с ощущением этого центра, и все стало единым (т.е. я стал всем этим центром, и ничем одновременно). После чего стало "удобно" наблюдать весь процесс как бы со стороны.      Вначале — "повело магнитно" голову вправо, чуть по кругу. Затем стабилизация. В общем фоне отмечал только появление пятен и размытых "полос". Образы практически отсутствовали.      Образы отсутствовали. Пятна и "полосы". Легкая пульсация в глазах, закручивающаяся, "сходящая" в горло».

«В четвертой фазе появляется ощущение потока снизу вверх, легкость, чувство, что тело вытянулось на несколько метров вверх».      «Все ближе становятся внутренние ощущения от KB и дКВ: то же состояние в теле, та же отрешенность и в то же время собранность, то же торможение внутреннего диалога. Разница только в распределении внимания. Иногда сила KB достигает того, что даже рамка на стимульных таблицах исчезает из виду, появляется ощущение изменения освещенности в большую или меньшую сторону. Такой режим восприятия возникает где-то на восьмой минуте первого упражнения, когда удается угомонить пытающиеся пробиться мысли, потом легко воспроизводится в последующих. После этого даже мысли не разрушают состояния — промелькивают и уходят».      «Я обратил внимание, что мне проще сразу сосредоточиться на паузах, которые и ощущаются как единая "плоскость", из которой возникают звуки.      Тогда сразу нарушается связь между звуками и локализация их по источнику. Звуки становятся сплошным недифференцируемым фоном».

«Идя утром на работу и анализируя в уме причину своей неудачи с волевой фиксацией на красном цвете, пробудил мысль, что мне мешает мое Я, от которого следует хотя бы на время отказаться. В принципе, наверное, и неважно, что именно я подумал, но сразу после этого произошло следующее. Пространство передо мной как будто сплющилось. Это еще можно сравнить с тем, как если бы передо мной оказался невидимый аквариум шириной в метр с водой, который искажает пространство. Нахлынуло состояние, которое ближе всего к головокружению или опьянению, но головокружением или опьянением не является. Все вокруг стало неустойчивым. Причем, неустойчивым даже не в зрительном, а в каком-то телесном плане, голова как будто находилась в своей отдельной плоскости. Все, что я мог замерить своими силами (пульс и температура), были в нормальном состоянии. Физиологических оснований для состояния не вижу: давлением (курением, алкоголем, наркотиками) не страдаю, с утра, как обычно, перекусил чаем с бутербродами, спал тоже как обычно. Состояние продлилось примерно сорок минут, затем плавно ушло».      «...одним из побочных эффектов от выполнения упражнения стало какое-то странное чувство "сквозного" пространства. Работая прямо сейчас за ноутбуком, я как будто "ощущаю" то, что находится за экраном. Это ощущение не визуальное, а пространственное. Скажем, я чувствую пространство за экраном как более реальное, чем цвета и буквы на экране. "Объектно" определить, что там, я не могу».

«Задание: Создать шарик внимания, переместить его на выбранный объект (рулон скотча) и, втянув внимание в объект, создать фигуру внимания, ему соответствующую. Для того, чтобы слить внимание с объектом, я постепенно отслаивала его привычные описания. Сначала цвет, потом блики и тени. На этом этапе он превратился в плоскую картинку, но сохранилось "знание о его форме", от которого было сложнее всего отказаться. Но когда удалось это сделать, предмет полностью потерял "понятный смысл", произошла абсолютная деструкция, форма перестала существовать, и объект превратился в "нечто", начавшее постепенно трансформироваться в объект, который был "как бы" вывернут наизнанку. Похожее переживание у меня было, когда удалось совместить в одном кубике Неккера две проекции. Похоже не на конкретный объект, а на зону вывернутого в нескольких направлениях пространства, ограниченного не формой изначально объекта, а границей сформированного внимания. На стадии обратного перехода к привычному восприятию на какое-то мгновение я увидела очень странный предмет, совмещающий в себе несколько проекций, развернутых ко мне и как бы выложенных на плоскость. То, что я увидела, было очень похоже на некоторые картины Пикассо, которые находятся в Пушкинском музее в Москве, к сожалению, не смогла найти репродукции».      На этом этапе легко образуются синестетические связи, которые становятся своего рода "языком", позволяющим в дальнейшем перейти от образов и слов к чисто смысловым переживаниям. Этот феномен становится особенно выраженным при выполнении заданий по произвольному выбору фигур без опоры на образы и словесные обозначения.

«Ощущение, предшествующее появлению произвольной фигуры можно описать, как краткое замешательство, когда ничего не возникает, а затем мгновенную вспышку эмоции.      Например: пустота — вспышка радости — желтый треугольник; пустота — чувство падения — черный квадрат; пустота — усиливающееся спокойствие — серый треугольник; пустота — чувство удовольствия — розовый круг.      Эта стадия довольно быстро сменилась следующей.      Появившаяся фигура была не статична, а увеличивалась, постепенно перекрывая поле восприятия. Цвет ее также не оставался постоянным, а менялся, в зависимости от изменения эмоционального ощущения. Например: от ярко-желтого к лимонно-желтому, а затем — к темно-золотистому. В ощущениях это выглядело как возбуждение — ликование — глубокая внутренняя радость.      Следующий объект появлялся из геометрического центра предыдущего. Цвет его каким-то образом был связан с цветом предшествующего объекта. Субъективно я могу связать эту закономерность с гармонически-контрастными сочетаниями цветового круга. Возникающий объект вначале воспринимался точкой, которая стремительно росла и, приближаясь, обретала ясную форму. Это также было связано с эмоциональным содержанием и его развитием. Просматривалась связь: круг — полнота, завершенность, треугольник — расширение, активность; квадрат — статика, замкнутость. Но в зависимости от окраски данные связи наполнялись новыми содержаниями, оттенками».

     Волевая медитация, как правило, сопровождается чувством подъема, повышения тонуса. Нередко практикующие упоминают о нарастающей легкости в теле, ощущении парения, расширения в пространстве.
     Из отчета К.Р.:

«При переходе ко 2-й фазе ВМ, когда звуки зазвучали в голове, они стали как бы распирать тело. Возникло ощущение расширения во все стороны. На 3-й фазе подскочил тонус, возникло впечатле- ние, что я располагаю огромной силой, идущей изнутри».

     Столь красочные переживания могут сопровождать начальную практику в течение нескольких месяцев. Затем, когда восприятие и внимание становятся управляемыми, интенсивность переживаний падает и начинается работа со смысловыми, волевыми и активностными слоями сознания.

к оглавлению

     Этот этап работы вводит практикующего в соприкосновение с теми сторонами сознания, которые никогда не были ни предметом целенаправленного восприятия, ни объектом, с которым можно работать.
     He-формы и не-восприятия сами по себе, без специальной подготовки, почти никогда не осознаются в качестве отдельного объекта. Еще более экзотичными выглядят операции с ними. Работа с тем, что выходит за рамки обычного опыта, вносит глубокие изменения в картину Мира, релятивизирует привычные схемы. Именно на этой стадии стимулы, онтологические схемы и архетипические консциентальные структуры теряют свою абсолютную власть над сознанием. Более того, начинается практика порождения новых реальностей сознания, после чего привычные схемы окончательно приобретают статус лишь одного варианта из множества возможных.
     Период адаптации к новым внутренним условиям существования занимает какое-то время, заполненное разнообразными интенсивными переживаниями. Поскольку к этому времени ВМ обеспечивает выделение стабильного «Я», способного к наблюдению, разотождествлению и волевому действию, самоконтроль и идентичность «Я» и личностных структур сохраняется даже при формировании состояний, которые можно отнести к классу измененных.
     Переживания, сопутствующие практикам этого уровня, несмотря на их подобие эксцессам, являются конструктивными и готовят сознание к следующим шагам. Чтобы описать все многообразие этих переживаний, пришлось бы привести все имеющиеся в нашем распоряжении отчеты, но мы ограничимся достаточно объемными фрагментами из наиболее ярких и, вместе с тем, типичных описаний.

     Из отчета Е.З.:

«Вчерашний день у меня прошел в попытках порождения реальности, надо сказать, небезуспешных, а ночью, во сне возникло переживание разворачивания точки восприятия внутри себя, такая смена "координат", при которой наблюдатель провернулся внутри себя — взгляд в пустоту, из которой все появляется. Мне было очень страшно, но я развернулась туда не менее 3-х раз. Пережила сонный паралич как недоразворачивание, т.е. не могла двинуться, понимая, что одной ногой в ничто, ощущала тело, давящую пульсацию в ушах, а когда ощутила, что могу развернуть привычную реальность, страх чуть отступил, и я снова развернулась к ничто. Не могу точно сказать, было это осознанное сновидение или нет, потому что многое забыла, не помню также в точности, чем было обусловлено решение разворачиваться в невосприятие: было это волевое решение или я решала так из-за понимания, что все сон, а эта пустота — самая реальная реальность. Хотя помню точно, что ощущала возможность развернуть картинку, полностью осознавая, что я — это все. Это чувство безмерного одиночества, безысходности и печали, но в то же время порождающей силы. Во сне переживание ничто связано было с черным излучением и текучестью. Несмотря на то, что все происходило во сне, впечатления остались самые реальные.      <В продолжение нашего таганрогского разговора> я живу, не переставая трудиться все время, находя эмоциональные реакции, раскручиваю их, опираясь на соматику, до предела. Пределы я ищу как свои, так и заимствую их из теории нагуализма и ментальной картографии. В этом деле нет полностью отвоеванных территорий, все время приходится быть начеку, что дает эффект расширения сознания и качественного скачка. Сейчас начала понимать, что значит "разворачивать", и исполняю этот прием в повседневности, в основном, для облегчения страданий, которые несут плоды сталкинга. Пришло ощущение огромной ответственности, свободы и равнодушия».

«Задача: удерживать внимание на свойствах и на формах: переключение и попытка воспринять одновременно и то, и то.      Глубокое погружение и разотождествление с пластами сознания. Очень толстый слой сознания. Добраться до переживаний вне его было трудно из-за того, что пришлось нырять на большую глубину. Происходили постепенные углубления, путем проникновения в не-восприятия, в том числе и тела. Тогда все становилось непривычным, и в сознании возникал страх, но, идя на страх и переживание, удавалось погружаться глубоко. Из-за того, что остановка сознания — это послойный процесс, удавалось постепенно находить слой активности и выходить за него. Возникло странное переживание поля зрения: все было как капли, совершенно маленьким и дрожащим. Затем, при наблюдении объектов, получилось переживать все процессы и предметы внутри себя. Это были не внешние процессы, а внутренние. Я пережил по-новому ситуацию, окружение, предметы. Появилось переживание и красоты в тот момент, и того, что вокруг меня было уродливым, при этом оставалось стойкое понимание, что это все во мне, моя часть, оценка части и целого. Получилось менять точку восприятия, удалось сделать так, чтобы не я "смотрел в телевизор", а "телевизор смотрел на меня". Получилось, потому что это все происходит в одном месте. Получилось как бы листание, когда точка восприятия сдвигается и воспринимает мир из разных других мест. Достигалось это тем, что все время шел поиск "не-восприятия".      Как мне показалось, даже в сердечных ритмах есть не-восприятие — остановки сердца. В эти моменты, пока сердце расслаблено, есть возможность попасть в более глубокий режим.      Изменялось восприятие звуков. Звуки отделялись от смыслов и от картинок, не были связаны с ними. Появилась тишина как звук, как категория. В какой-то момент все процессы стали лишними и стали сильно раздражать. То, что виделось и звучало, реально переместилось туда, где у меня обычно "думалось". При этом оно оценивалось как красивое или нет.      Воспринималась суть того, что происходит. Суть вещей, переживание этого как базовой идеи и оценки всего на уровне этих базовых идей. Развертка содержаний и просмотр красоты этих содержаний. Понимание предметов как сути их. Был зацеплен какой-то процесс, который преобразовывал реальность в то, что воспринимается. То, что воспринимается, было толстым слоем. В этом слое воплощались свойства. Например, я увидел свойство "Форма", а потом "Цвет" как категория до окраса. И что сам по себе цвет воплощается через свойства "оранжевости, желтости" и т.д. Из интересных визуальных восприятий — черный воспринялся как отсутствие цвета.      Удалось сохранять тишину внутреннюю. В какой-то момент удалось сделать так, что, отвечая на вопросы других людей, я сохранял внутреннее молчание. Т.е. у меня внутри не было никакой активности и мысли. А разговор шел на автомате, сознанием. Это оно жило отдельной социальной жизнью. И в этот момент удалось отследить разнесенность меня как активности с этим образованием — что эти точки могут действовать раздельно. Удивительное переживание молчания в разговоре. Молчание мысли. Фраза не рождалась в мыслях, в том режиме, в котором это происходит обычно. Полная разнесенность. Делалось это погружение постоянным поиском не-восприятия. В любой момент я искал "не-форму", то что "не-воспринимается", и проваливался во все более глубокие слои.      Красота и безобразность предметов в том восприятии очень сильно отличается от обычной красоты и не-красоты. Это какие-то глобальные категории вне оценки. И откуда-то оттуда порождается сострадание и желание изменить эти содержания в приятный для себя материал.      Резко возникло понимание, что окружающая меня жизнь — это порождение моего сознания. Все, что происходит, происходит в результате моих действий. Было переживание возможности действовать, не порождая цепочки событий. Также стало понятно, что именно надо изменять в содержаниях сознания для дальнейшего действия.      У меня происходит, возможно, подмена термина: подсознанием я понимаю все воспринимаемое, весь этот толстый слой воплощения мира, в котором я сейчас нахожусь. И работа с ним позволит получить доступ к тому, что за этой толщиной находится. Каким-то образом необходимо расплавить эту субстанцию, чтобы она стала менее структурной, податливой. Изменения во внешней среде — это изменения и во внутренней. Создание красоты как категории. Также стало понятно, что подразумевается под культивированием божественного. Это создание в этой толщине структуры божественного характера.      И, конечно, для этого нужен стабильный выход в точку, из которой наблюдалась вся эта толщина. В точку можно попадать путем не-восприятия. Но удержаться там долго мне не удалось».

     Далее в отчете речь идет о практике изменения личностной структуры. В данном случае это не техника развертывания альтернативных структур, а попытка активизации менее дифференцированных (в отчете они именуются «фоновыми») и ослабления доминирующей позиции более сильных функций. Отчет хорошо иллюстрирует ту внутриличностную борьбу, которая сопровождает процесс личностной трансформации.

«Была предпринята попытка действия на фоновой функции. В процессе была отрефлексирована мощная активность, направленая на сопротивление реализации действия. Возник режим диалога между двумя частями сознания, между обычной частью и волевой, продавливающей свое решение. Причем сознательная часть (так С. Б. называет личностные структуры — "организм сознания " в противовес "Я" — прим. авт.) применяла весь арсенал приемов, боялась, пугала, торговалась, осторожничала, логически аргументировала, т.е. всячески сопротивлялась. В какой-то момент эти реакции вызвали злость, причем эта злость и ярость пришли из какой-то другой части сознания. Разворачивая ярость, удавалось сбивать навязчивые состояния, вызванные сопротивлением. Но при этом пробужденная активность сознания все равно оставалась вне контроля. Борьба продолжалась порядка суток, постепенно усиливаясь к назначенному для окончательного преобразования моменту. В этой борьбе обозначились контуры некоего образования в сознании, обладающего собственной конфигурацией. Стало понятно, что осознанное развертывание любых структур возможно лишь, когда они резонируют с этой конфигурацией. Это очень созвучно с практиками, описанными выше — сопротивление порождалось из той же толщи сознания, которая была обнаружена раньше. Таким образом, четко было отфиксировано два типа активности. Моя личная, вне этого образования, и активность этого образования, которое противостояло воле. Эта конфигурация, возможно, подвержена изменению, но обладает какой-то ригидностью».

     Приведенные выдержки интересны тем, что показывают процесс выхода на фундаментальное противопоставление волевой активности «Я» и организмически обусловленной жизни личностных структур. Действующая воля противопоставляется жизненному ядру личности, за которым стоит столь же абстрактная не-форма, как и «Я». Здесь угадывается паритетность жизни и воли и предстоящее выяснение, какая из реальностей — воля или базовая организмичность — станет доминирующей. Противопоставление достаточно драматично по своим проявлениям:

«Я вышел на какую-то границу — границу контроля. За нее раз- ум отказывается заходить. Там находится что-то очень хаотическое, и осознание просто отказывается туда распространиться ... в той тьме таится какое-то безумие».

«Начала накатывать тьма. Стали приближаться симптомы дезориентации в пространстве, потери осознанности и контроля. Началась борьба между этим состоянием и намерением выйти за его пределы. Выразилось это в падении на пол, в физиологических реакциях и отключении сознания. В этот момент стало понятно, что то, что запускало тело, действовало через эту структуру (С.Б. имеет в виду описанное выше "образование в сознании, обладающее собственной конфигурацией " — прим. авт.) — как только она затихла, тело упало, то есть, выключилась управляющая структура. Должен заметить, что в момент вращения и дезориентации я пытался найти какие-то точки опоры, на которые можно опереться без этой отключающейся структуры. У меня не получилось...»

     Когда доступ к глубинным слоям сознания получен, погружение в них становится сравнительно легким и иногда неожиданным:

«... Вторая вспышка и эпизод работы произошли так. Я шел пешком. Волевую медитацию не делал. Но хочу отметить, что у меня в фоне это состояние наблюдения и повышенной осознанности находится постоянно. Я сосредоточился на переживании архетипической матрицы (слой сознания, представленный юнговскими архетипами — прим. авт.) как зоны сознания, которая постоянно работает. Я переместил внимание в то, что назвал женским во мне (в терминологии аналитической психологии это "женское во мне" можно соотнести с архетипом Анимы — прим. авт.), сделал попытку с ним соединиться. И в этот момент на меня накатило несколько волн совершенно иррационального страха. Страха, идущего из глубины этой тьмы. То есть, с одной стороны, я отслеживал усилие, сопровождающее намерение погрузиться в эту тьму, переживал контакт с исходящей от нее силой. С другой — у меня была структурная часть, которая в обычном состоянии отождествляется с "Я", и которая теперь расценила это слияние как смерть, переживала эту темную часть как безумие, потерю контроля. Тьма приближалась, и это приближение испугало мою рациональную часть. Понеслись мысли о нежелании умирать прямо сейчас, возникло сопротивление этой идее, и тогда тьма остановилась и ушла. При этом возникла мысль: "Слияние не удается — еще слишком живой"».

     Работа с глубинными слоями сознания для современного человека всегда драматична. Личностные структуры, как правило, не упорядочиваются бесспорными поведенческими и ценностными нормами, нетчеткого знания о наличии трансцендентных реальностей. Поэтому в практике смешиваются и работа с очищенными и фундаментальными внеличностными аспектами сознания, и реакция на такую работу личностных структур.
     Встречаются и интенсивные переживания, связанные с противопоставлением чистого и ясного состояния как следствия сочетания ВМ с работой со слоем не-форм и не-восприятий, «загрязняющей» и потому травматичной работой обычных психических структур.

     Из отчета JI.Д.:

«Во время волевой медитации ... удался перехват помех и их волевое развертывание. Это привело меня в очень плотное и вместе с тем легкое состояние контроля над большим массивом сознания, особенно в плане реакций. "Я" переживалось как ясное, ровное, непрерывное и глубокое присутствие.      Однако, стоило мне выйти из медитации, как меня начали охватывать тревога, жар в теле и сознании. Это было настолько нестерпимо, что приходилось входить каждый раз в волевую медитацию, лишь бы перехватить помехи и превратить их в импульс присутствия воли и таким образом получить облегчение.      На следующий день с самого утра и до вечера я переживал нестерпимые муки: каждая мельчайшая организованность, реакция или эмоция, причиняли страдания. Эти страдания были настолько тонкими и сильными, что казалось, будто мое сознание — это сплошная рана от мелких порезов. Все тело жгло тонким ощущением боли, сгущаясь в паху, пупке, солнечном сплетении и на уровне сердца. Крутило суставы... Единственным спасением было сохранять активность "Я" — это была единственная точка, входя в которую, я получал спокойствие, и все соматические и психические страдания затихали... К середине дня мучения стали вызывать даже непроизвольные отвлечения внимания от "Я" на стимулы извне, а потом само восприятие — визуальное, слуховое, сенсорное — стало причинять мучение тем, что захватывало мою волю.      К вечеру я погрузился в медитацию и стал наслаивать по трем модальностям не-восприятия, абстрактные зоны, дКВ и предметные изображения. Это удалось без трудностей, и в таком "туннельном" или "слоистом" состоянии я пробыл до сна. Все мучительные переживания исчезли».

«Для себя называю это состояние "предэксцессным" — высокий тонус и высокая подвижность внутренних структур присутствуют в полной мере. В это состояние я вышел с помощью целого ряда действий, направленных на один результат.      Я последовательно вытягивал из "тени" бессознательные структуры своей личности, отслеживая все болезненные переживания, связанные со страхами, запретами выражать и проживать чувства, и самообманами... В этом процессе я задействовал холотропное дыхание и отождествлял "Я" с дыханием, входил дыханием в страх или в физические ощущения и разотождествлялся с этими формами. Или просто убирал внимание от форм, выходя в невосприятие формы.      Объединение работы с телом и волевых усилий привели к тому, что энергетический фон распространился на весь объем тела, и тело как форма стало развертываться во все более тонкие переживания ... появилось ощущение развертывания подавленных структур в пространстве сознания таким образом, что новые структуры становились мостиком между физическими переживаниями и смысловыми ...      ...в результате отвлечения внимания от форм (выход в невосприятие), я пережил огромный поток энергии, который поднимался от таза вверх по телу. На каждом уровне физического тела развертывалось свое объемное тело-форма, вмещавшее в себя целый спектр моего жизненного опыта ... физическая телесность связывалась с праническими энергиями, и я проживал физико-энергетическое целостное взаимодействие этих уровней. Далее развертывался эмоциональный план, и я переживал, как мои чувства нелинейно формируют обстоятельства моей жизни ... я видел, как своим тонким принятием-непринятием (это казалось мне чистой функцией этики) разных аспектов мира я выбираю события жизни и характеры этих событий ... Потом проявилось переживание любви к человеку как форме и выход за эту форму, который я переживал как экстатический океан любви Творца, ни с чем не сравнимое ощущение невесомой субстанции, легкой как эфир, природа которой не похожа ни на что — ни на восприятие, ни на не-восприятие, а как будто светлый ветерок за мной и во мне, растворяющий все.      Я входил какое-то время то в формы, то снова выходил в это сияющее облако экстаза. Когда я входил в формы, я переживал архетип творения мира во времени от Начала до настоящего времени. Мне стал понятен архетип Великой Матери как первого выражения Творцом Любви к миру...      ... Сегодня сознание очень подвижно ... Периодически из моей волевой позиции исходит ощущение, которое, насколько я понимаю, и является волевым "Я": я ощущаю свое присутствие, и когда это присутствие возникает, оно переживается одновременно во всем сознании.      ... у меня развертываются формы, в которых и происходит по- нимание Мира и того, что со мной происходит. Но не могу сказать, что я вышел в точку, из которой развертываются все формы».

     Следующий отчет достаточно показателен. Хотя описанные переживания частично были спровоцированы совершенно иной процедурой, предшествовавшая этому психонетическая подготовка проявила себя достаточно ярко.
     Отрывок из отчета Е.С.:

«Внутри как бы распрямлялись годами свернутые структуры, по мере распрямления возникало переживание вхождения в некую Форму. Когда я развернулся туда полностью, в голове всплыла фраза "тело сознания", которую я в общем-то до этого ни разу не слышал. Это тело заполнило Форму, стало статичным, ни одна часть не была отдельна, тотальнейшая цельность. "Я" наблюдало за этим в некоем оцепенении, через время я вспомнил, что можно найти активность. Из "Я" начало разворачиваться некое усилие, затем как бы потянулась нить, затем она сама полетела и перешла в переживание, которое можно описать как легкие, сильные и свободные порывы бесконечного ветра внутри, которым был "Я".      Долго было переживание некой вещи, которая ищет сама себя через мою жизнь и других людей, через ветерок, пение птиц и все явления мира. И что иногда (на подобных событиях) она себя находит, и что это самый пик жизни. Внизу горы на поляне я наблюдал нашу группу людей, и видел, как Это бегает по ним (по словам/ жестам/ взглядам и т.д.) и пытается с собой пересечься. Наблюдал, как Оно разминулось само с собой на одного человека. Было переживание личной Судьбы».

«Мир до Этого представлялся глубоко механистичным. Переход в организмический режим функционирования созна- ния вскрыл и разрешил колоссальное количество смутностей... Сейчас Я/Мир как организм переживается совсем по-другому: вначале я чувствовал "накатывание Мира/Времени" на тело. Теперь я "вытягиваю" "Я" из живота в Мир (характерное организмическое переживание: воля, спроецированная на организмическое восприятие часто переживается как исходящая из живота — прим. авт.), живу Миром. При настройке процесс жизни переживается всем телом от стоп до головы как "Я", разворачивающее структуры наружу и находящее там само же себя, но в развернутом виде. Это переживание поначалу пугало (фундаментальное переживание, следующее за успешным разотождествлением "Я" и личностных структур — прим. авт.)... Стараюсь удерживать такую живую позицию разнесенности "Я есмь" и "Я снаружи" (которое Мир), постоянной соединенности частей Внутреннее/Наружнее, ранее казавшихся отдельными».

     Далее Е.С. приходит к выводу о неоходимости предварительной проработки личностной проблематики перед тем, как развертывается практика формирования волевого «Я». С этим, в принципе, можно согласиться с той лишь оговоркой, что личностная проблематика во всем объеме всплывает как раз в ходе выделения волевого «Я» из организма сознания, и необходимость работы с организмическими составляющими психики становится очевидной, когда эти составляющие становятся препятствием для дальнейшей практики.

«Родилось понимание, что (как минимум) лично у меня все попытки освоения волевой составляющей (и волевых возможностей) "Я" будут обречены на провал без полноценной "прокачки" и понимания своей организмической составляющей. Это похоже на попытку прыгнуть через два пролета лестницы. В "организме" скрыты колоссальные ресурсы (возврат их назад, "расплетение" Я через сталкинг или перепросмотр).      ... При непроработанных "организмических спазмах и стратегиях" сознания попытка разворачивать Мир как Волю будет обречена на большую опасность. В состоянии "кажущейся" свободной Воли вытесненные большие части организма сознания могут брать власть над Я в свои руки, и действие оттуда кажется свободным по причине банального тонуса. В свете открывшегося понимания считаю абсолютно необходимой предпсихонетической подготовкой тщательную организмическую прокачку сознания, полное осознание себя как организма».

     И далее — замечание, поясняющее необходимость введения в программу психонетической подготовки практического ознакомления с альтернативными онтологиями:

«Чувствую, что для экологичности переходного периода от сознания к Воле альтернативное описание мира как "пережигающее" старые содержания абсолютно необходимо (иначе невроз обеспечен)».

     Альтернативные описания позволяют упорядочить новый опыт, который, получив временное (и столь же условное, как и общепринятое) истолкование, гораздо легче ассимилируется. Вторжение в сознание новых аспектов Реальности часто переводится в необычные, но опирающиеся на опыт формы. Психонетическая подготовка, описанная выше, предоставляет в распоряжение практикующего множество новых переживаний и соответствующих им концептуальных схем, позволяющих усвоить новый опыт без травматических переживаний.

     Из отчета А.Г.:

«Я впервые столкнулся с не-учтенными потоками времени в глубокой и длительной дКВ при открытых глазах на одной из сессий в УЭРе. Поле зрения при этом воспринималось как некая "плотина", которая преграждает путь "Великой реки времени", движущейся прямо на меня спереди. Было такое чувство, словно сейчас эта плотина рухнет и в мое восприятие ворвется нечто, что организует поле моего зрения совершенно иначе. При этом тело начинало вибрировать изнутри...      ...Постепенно я научился входить в это состояние с меньшими потрясениями, пока это не случилось прямо "по пути в деревню к бабушке". К тому моменту я стал называть ее не плотиной, но шаблоном... Я, стоя на остановке, вдруг вошел в это состояние и начал вплетать различные не-учтенные потоки времени в свое восприятие. Чувство тела исчезло, и я перешел в текучую светимость объемной ДКВ (А.Г. в ходе практики сделал акцент на развитии "органа восприятия текучей светимости "и соответствующей модальности — прим. авт.). Что любопытно, картинка никуда не пропала. Я просто, помимо обычной картинки, видел много других картинок, которые наслаивались прямо на поле зрения при открытых глазах. Я еще подумал, что мир имеет "много карманов". "Карманы в карманах". Но что меня поразило — на фоне тишины появился "голос", который мне объяснял природу того, что я созерцаю. Хотя природа этого "голоса" так и осталась для меня загадкой.      Второй момент, который мне очень запомнился, — это знание того, что все видимые мною объекты конечны. То есть, имеют свой временной размер. Срок существования. Хотя при этом само вещество вне времени. Просто оно подвержено бесконечным преобразованиям. Я знал свой временной размер как человека по имени Андрей. Меня это знание судеб Мира отрешенно поразило — казалось, я знаю все о любом объекте в поле моего восприятия. Потом я осознал, что могу скользнуть в память Мира. И помнить не только все прошлое, но и будущее.      Так вот: в этот момент я осознал, что картинка перед глазами постоянно возникает из преобразования того, что накатывается на нас спереди. Оно течет прямо на нас, а мы превращаем часть его в поле зрения, другую часть в звуки, запахи, ощущения. А все остальное безжалостно отрезаем и "запечатываем" себя в линейном времени. А потом перестаем воспринимать накатывающийся аспект времени и вместо него начинаем воспринимать его уходящий аспект. Психологически переживая непрерывную нехватку времени для того, чтобы "насытить свои глаза Миром"».

     Для упрядочения «опыта вторжения» А.Г. использовал описание времени как квазиматериального потока, идущего из будущего в прошлое, воспользовавшись образным истолкованием теории времени А.Н. Козырева. Подобное вторжение описывает в своем отчете и А.К., но без истолкования в приемлемых категориях ее опыт выглядит несколько устрашающим:

«...Первый раз оно пришло в конце этой весны. Я ночевала в деревенском доме одна (это редкий случай, потому что я боюсь оставаться одна, тем более у себя в деревне). И когда я уже легла спать и закрыла глаза, тут же поняла, что поле зрения не такое, как обычно: не было пятен, вспышек или мерцаний, как всегда, а было все однотонно-черное и плотное, что ли. К тому же оно не было статичным и неподвижным, оно как будто все время расширялось и надвигалось на меня, пульсировало. У меня было ощущение, что я превратилась в маленькую точку, которую эта черная масса хочет раздавить или поглотить, хотя тело я продолжала ощущать обычным образом. Мне стало ужасно страшно, заколотилось сердце — я быстро открыла глаза. Но когда я их снова закрыла, все продолжалось. Слегка мне было интересно, конечно, но страх перебивал все. Я стала судорожно повторять про себя "я есмь, я есмь воля". После трех-четырех повторений все прошло, вернулись привычные границы поля зрения, восстановилось привычное "расстояние" до него...      ...Второй случай был летом, уже после Бучаков. Был конец дня, но еще довольно светло. Я сидела на улице и пыталась сделать плоскостную деконцентрацию при открытых глазах. Не помню, сколько времени я провела в этих попытках: может, 30 минут. Потом я закрыла глаза и просто расслабилась. Сразу же я поняла, что переживаю снова это необычное состояние. Только на этот раз цвет зрительного поля был светлым (я поняла, что цвет не имеет значения), но все поле стало однородным или даже скорее чем-то целостным (не знаю, как точнее сказать). Опять у него не было привычных границ и "расстояния" до "меня". Опять появился страх и волнение со всеми симптомами, но теперь уже я не поддалась желанию тут же открыть глаза. Стала наблюдать. Было ощущение, что интенсивность возрастает. Поле сильно пульсировало и все время менялось. Оно то обхватывало меня со всех сторон, то отодвигалось, то приближалось. Я заметила, что хорошо чувствую свое тело, но визуальное поле при этом воспринимаю совершенно отдельно, то есть одно не зависит от другого. И даже то, что я воспринимаю визуально, "нарушает" то, как я чувствую тело. Самое сильное и четкое <ощущение>, например, что визуальное поле проходит сквозь тело. И еще я поняла, что это не чисто визуальное восприятие, а что-то еще, что сложно описать. Ближе всего это к кинестетическим ощущениям, но не какой-то определенной части тела: я ощущала плотность и давление визуального поля.      В какой-то момент интенсивность ощущений и моего волнения стали очень сильными, и я все-таки открыла глаза. А когда закрыла снова, то все было как обычно ...      ... Потом был опыт ночью, возможно, даже в этот же день. Вначале все было так же, но только в темноте чувство страха было намного сильнее. Но интенсивность переживания постепенно угасала. Я просто наблюдала. Через какое-то время пульсация прекратилась, поле зрения как бы отодвинулось от меня. Это было похоже на плотную стену передо мной. Она долго была передо мной, но при этом она не была неизменной или застывшей. Она не была совершенно плоской. Было ощущение, что я могу до нее дотронуться. Сейчас мне сложно подробно вспомнить и описать это. Уже у меня не было ощущения, что это нечто чужеродное и неуправляемое. Мне даже казалось, что я каким-то образом сама это сделала...      ... В другой раз я не просто наблюдала, а решила пробовать как-то этими волнами поуправлять, и у меня это даже как-то получилось слегка. Поле зрения оставалось очень активным, но у меня было впечатление, что я могла задавать "направление", например, сужаться ему или расширяться. Хотя дальше оно продолжает бушевать, как ему захочется, но я снова могу поменять "течение"... лучше описать не могу — это можно сравнить с танцем или с игрой...      ...последний раз это было, когда мы приехали в Москву... Я лежала на спине с закрытыми глазами, но все "было вполне обычно. Постепенно я пыталась расслабить мышцы, начиная с ног. Через некоторое время я перевела внимание на поле зрения и поняла, что оно снова необычное. Как всегда, возникло чувство волнения. Я стала просто наблюдать. Мне казалось, что все прошлые разы я так или иначе сопротивлялась этому состоянию, всегда был сильный страх, казалось, что я исчезну или что-то в этом духе. На этот раз было желание пережить все, что бы ни случилось, хотя страх никуда не ушел.      Все повторялось: поле приближалось, я уменьшалась, у него не было границ. Иногда оно, наоборот, концентрировалось прямо передо мной и давило на меня, становилось выпуклым. Потом оно совершенно менялось, превращалось в огромное пространство, в котором что-то мерцало, похожее на звезды. Потом снова возвращалось ко мне, окутывало всю мою точку "Я" (хотя сейчас я вспоминаю и мне кажется, что несмотря на все его метаморфозы, всегда оставалось некоторое пространство позади меня, которое поле зрения не могло охватить). В этот раз я особенно сильно ощущала, что это не просто визуальное восприятие. Но ничего более этого не произошло. Я поняла, что со мной ничего не случается страшного — я оставалась собой, хотя на фоне расслабленного тела восприятие себя сильно менялось: тело было то тяжелым и каменным, то легким и воздушным...      ...в этот раз и ощущения тела, и внутренний звук, и визуальное поле стали сливаться в нечто гармоничное. Но это не было приятным, скорее чем-то просто очень сильным».

«Состояние, о котором стоит вести речь, практически неуловимо для слов, к тому же оно само по себе оказывается нестатичным и колеблется то в сторону беспросветной тупости (такие моменты напрочь перечеркивают иллюзию достигнутой личностной трансформации), то, наоборот, становится кристально ясным, поражая все новыми оттенками глубины внутреннего созерцания. Из таких вот колебаний я сделал вывод, что уровень личной энергии хоть и является мажорным (неодолимым — прим. ред.) фактором в достижении ясности и как следствие, общего благополучия, однако он не является главным. Сила "легко" добывается телесными практиками, но в отсутствие управляющего ядра, она остается где-то на периферии и очень быстро рассеивается. В таком прискорбном состоянии чувствуешь себя крепостным, неспособным присвоить собственное. Совсем другое дело, когда центр наконец обретается. Каждое действие тогда наполняется смыслом, приносит истинное удовольствие и пользу окружающим... Потому что я знаю, кто его совершает. А уровень тонуса уже не играет принципиальной роли, хотя он естественно поддерживается на достаточном уровне. Таким образом, лучше быть обессиленным, но собой, чем энергичным, но куклой.      Что к этому можно добавить...      Мир становится гораздо шире и забавнее. Все получается само собой, без усилий. Любить уже не хочется, но просто любишь, не задумываясь о том, как здорово всех любить. Сила извлекается из всего, особо тонкая — из музицирования и поэзии. Исчезают границы в общении (психологические, языковые). Все равно, на каком языке думать и говорить. Действия обретают спонтанность. Все равно».

     Феноменология этапа работы с не-формами и не-восприятиями, при всей интенсивности и экзотичности переживаний, не выходит за рамки столкновения с тем, что уже есть, но не проявлено в сознании. Волевая субъектность связана с порождением новых реальностей, и адаптация к этому процессу сопровождается еще более драматичными переживаниями, нежели описанные выше.
     Когда выясняется, что формы, в которых Реальность проявляет себя, создаются и поддерживаются субъектным слоем сознания, привычный Мир, став всего лишь одним из возможных вариантов, либо рассыпается (с последующим волевым восстановлением), либо становится условным, чисто объектным, «картонным».
     Ниже приводится отчет А.Г. о подобном переживании. Приводится полностью, без купюр, поскольку в нем отражены многие важные стороны этого опыта. Текст называется «День победы. 9 мая». Название не только указывает на дату, но и точно отражает суть происшедшего.

«Я находился в гостях на другом конце города, у своей тетки. В 6-00 я вышел от тетки и направился домой, так как к 11-00 мне надо было быть на работе, куда я только вчера устроился. Утро было необычайно солнечным и радостным. День Победы.      Я подошел к остановке и остановился в ожидании маршрутного такси. Через минут 15 подъехал "Богдан" желтого цвета, и я благополучно в него погрузился, заняв место у окна, сразу за кабиной водителя. Рядом села молодая и симпатичная девушка.      Первое, что я отметил — это необычайно высокий тонус. Как только автомобиль тронулся, я равномерно распределил внимание по зрительному полю. И погрузился в "легкую" ДКВ по зрительному полю при открытых глазах. Сформировав намерение открыть "магические врата" (А.Г. имеет в виду перенос внимания за пределы "видимой картинки" — прим. авт.), я сделал волевое усилие и обнаружил, что мое внимание скользнуло за поле зрения и там зафиксировалось. В этот момент у меня произошла спонтанная остановка дыхания. Я попытался его восстановить, но обнаружил ужасную штуку. Картинка стала плоской, и у меня началась паника. Первым моим порывом было покинуть маршрутное такси. Но я сдержался, так как решил, что меня это не спасет. Выскакивать было некуда. Мир стал плоским. Я принял решение ехать дальше.      Маршрутка ехала очень медленно. Это особенность маршрута. Она всегда покидала свой район на маленькой скорости и только потом набирала нормальную скорость. Меня это чрезвычайно раздражало. Но я продолжал следовать своему решению. В тот момент, когда я обнаружил, что у меня исчезла схема тела, я снова испугался и начал ощупывать руки и ноги. Я не чувствовал их, но я их видел. Все мои манипуляции и попытки несколько раз встать и покинуть салон не на шутку взволновали рядом сидящую девушку. И когда я в очередной раз, но уже решительно, встал, чтобы пересесть в конец салона либо выскочить из "злополучного" транспорта (я сам тогда еще не знал, как поступлю), она любезно и моментально меня пропустила. Я переместился в конец, на предпоследнюю пару сидений, и снова сел у окна. Стало легче. Я вроде как привык к своему Альтернативному Состоянию Сознания. Но вскоре выяснилось, что процесс этот ритмический. Накатывание волн продолжалось. Тело я по-прежнему не чувствовал.      На очередной остановке зашла еще одна девушка, и снова ситуация повторилась. Она села рядом со мной, загородив выход. До этого момента я сохранял контроль только глазами. Точнее, намерением — как-то через глаза. Также активно участвовала мимика в качестве фиксатора моего намерения. Другими словами, я управлял собой глазами и мимикой. Немного телом. Я пытался делать мудры и пассы руками. Глазами я удерживал обычный мир, постоянно предпринимая усилия по сборке мира. На меня накатывалась нечто очень бессмысленное или что-то очень чужеродное по смыслу, а я просто фиксировал смысл своего действия — я еду домой в маршрутном такси. За счет этого усилия картинка не распадалась. Но я всецело превратился в зрительное поле.      Через некоторое время я уже с трудом помнил, откуда я еду и куда. Когда же я вспоминал, откуда и как, называл это "про себя" — возникало чувство, что такого места на самом деле не существует. И оно лишь плод моего воображения. Тогда я решил сконцентрироваться на том, куда я еду. Это облегчило задачу и немного успокаивало.      Дорога от тетки к моему дому занимает около часа. Примерно столько времени длилась моя битва за осознание в маршрутке. В конце концов, люди стали обращать на меня внимание. Парень на переднем сидении чуть не свернул себе шею, пялясь на меня краем своего левого глаза. Девушка тоже подозрительно поглядывала на меня. Это обстоятельство тоже держало меня в рамках, и в какой-то мере давало толчок к самоконтролю. У меня были серьезные опасения, что я умираю.      Когда я вышел из маршрутки, то надеялся, что станет легче. Но я ошибался. Звуковой фон оглушительно гремел тишиной. На периферии слуха звучали странные голоса и звуки. Я старался к ним не прислушиваться, чтобы не быть ими захваченным. В связи с таким продолжительным и ужасным положением моя тревога относительно того, что я умираю, набирала обороты. На меня навалилась сновидческая вата. Я чувствовал, что ужасно хочу спать. Но не так, как обычно, что закрываются глаза, и я погружаюсь в сон. Я погружался вопреки открытым глазам, и это меня пугало. В какой-то момент я перестал узнавать и понимать, где нахожусь. Первая мысль была, что я в сновидении-наяву. За ней другая — что я могу забыть, откуда пришел. Я снова предпринял неимоверное усилие, чтобы вспомнить, куда я направляюсь. От этого усилия произошло расщепление меня как субъекта на две части — пространство осознания и пространство воли.      Осознание сообщило мне, что я умер. Это была сухая констатация свершившегося факта. Эта информация была принята мной с подозрительным смирением. На каком-то уровне мне было уже все равно. Но другая часть просто действовала. Я решил выпить бутылку пива из расчета, что это мне поможет прекратить весь этот ужас. Я ее купил и выпил. Не помогло. Я продолжал мучительно вспоминать, куда я иду. Кто я. И все такое подобное. Чем дольше это продолжалось, тем тяжелее мне это удавалось. Я понимал одно — я умираю.      Расщепленный надвое, я двигался в сторону дома. Попутно я решил искать водоем. Мне нужна была холодная вода. Чем ближе я приближался к дому, тем больше нарастал кризис в сознании и бессмысленность моих действий перед лицом надвигающейся бездны. К водоему я не дошел. Я решил, что мне лучше принять холодный душ дома.      Войдя в квартиру, я стал отжиматься. Я делал это с легкостью. Ни тела, ни усталости я не чувствовал. Меня это испугало. Я в ужасе начал сбрасывать с себя одежду, чтобы принять холодный душ. Увидел свое тело, и ужас усилился. Оно выглядело чужеродно, и казалось, оно разлагается на глазах. Я вошел в душ и лил на себя ледяную воду. Но я ее не чувствовал. Намочив полотенце холодной водой, я вышел из душа и обмотал им себе голову. Оделся и вышел из ванной.      За пределами ванной меня ожидала новая волна ужаса. Картинка стала уменьшаться. Предметы стали маленькими, но при этом очень четкими. Казалось, что я нахожусь в какой-то виртуальной реальности. Снова сознание мне сообщило, что я мертв. А все, что я вижу, не более чем моя испаряющаяся память. И сейчас еще немного — и я погружусь в забвение. Я смотрел на родителей, на свою собаку. И вдруг четко осознал, что эта картинка со всем ее содержимым — не более чем моя память о моей жизни до момента смерти. Возникло ощущение острого одиночества и какого-то невообразимого туннелеобразного коридора моей судьбы. Я был в этом коридоре абсолютно один. Там некому было поддержать меня. Там не было никаких авторитетов, кроме моей воли, кроме силы моих решений.      И куда бы этот коридор теперь ни вел, все это было лишь моей памятью. Прошлым. Все последующие события теперь воспринимались очень отчужденно и очень странно. Странность заключалась в том, что, кроме памяти, у меня ничего больше не оставалось. Но события по-прежнему развивались. Это воспринималось так, словно я следую по инерции за своей памятью и вспоминаю свое будущее. Моя память была началом и концом моей жизни. Через некоторое время она даже перестала восприниматься как моя память. Я просто созерцал чью-то память. Я перестал быть собой. Но при этом у меня сохранялось некое абстрактное Я. Некий центр управления. Я по-прежнему принимал решения. Я осознал, что уже все безнадежно утрачено, и еще немного — и память исчерпает себя, и я перестану существовать окончательно. Я принял решение не отбрасывать память. Я преодолел ее чужеродность и картонность. Я оживлял ее своей волей. Подпитывал ее нереальность своей активностью. Я суетился, что-то делал. Продолжал смотреть и участвовать в своих будущих воспоминаниях. Я был намерен жить вопреки всему. Вопреки памяти, вопреки сознанию. Я подошел к окну и в оглушительном безмолвии смотрел в окно. На улице было солнечно. Яркий свет проникал в комнату. Мир опять был безжалостно плоским. Картинка начала светиться все сильней и сильней. Она ослепляла меня. Я подумал, что сейчас снова войду в ясный свет. Но принял решение не входить.      С этого момента я ощутил, как моя память обретает плоть. Как из картинки она превращается в нечто живое. Картинка стала увеличиваться до нормальных размеров, приобретать объем. Вместе с этим постепенно стала обретаться схема тела. Я лег на кровать и, наконец, расслабился. Все закончилось. Осталось лишь чувство глубокой опустошенности, общая слабость и воспоминание, что я только что сотворил сам себя из кусочка чьей-то памяти. Кто только что умер. И теперь проживаю жизнь этого человека как свою собственную».

Еще несколько отрывков из отчетов А.Г., показывающих динамику взаимоотношений между просыпающейся волевой субъектностью и обусловленными формами, которые становятся все более податливыми:

«Я вышел в волевую позицию. Накачал тонус за счет помех. И приступил к созерцанию линий мира. Я не мог включить полноценный режим видения. Потому поставил задачу осознать причину. Я сосредоточил внимание на звуковом фоне и начал созерцать зарождение звуков. Когда процесс устоялся, я добавил зрительное внимание к этому процессу. Получилась синестезия. Я как бы смотрел из-за картинки на процесс зарождения поля восприятия со всем его содержимым. В какой-то момент мне показалось все это весьма неудовлетворительным. Я чувствовал, что мне чего-то не хватает, чтобы выполнить поставленную задачу. Что я чем-то существенно ограничен. Я усилил внимание на помехе и внезапно и очень пронзительно осознал, что плоскость зрения передо мной и является этой помехой и ограничением. Я пережил ее метафизичность, и какую-то, я бы сказал, архетипичность. Я назвал ее для себя сюжетной основой. Основой любого сюжета. От этих мыслей тонус неимоверно подскочил. Я буквально чуял, как из этой основы возникают сюжеты и поддерживаются памятью. Мы помним себя по сюжету. Полноценный режим видения предполагал выход из сюжета. Пока я оставался в сюжете — полноценное видение было недоступно.      Поскольку задача была поставлена, волевое решение принято, я начал выход из сюжета. Я двинулся за картинку. За пределы сюжета. Из моего тела выделилась тяжесть и, прорвав картинку, ушла за нее. Я сделал усилие и зафиксировался там, за картинкой. У меня вспыхнуло странное чувство, что я оказался в конце своей сюжетной жизни. В месте, где нет будущего. В месте, где нужно сделать усилие, чтобы его сотворить (развернуть новый сюжет).      После этого я двинулся назад и перенес часть внимания в картинку (меньшую часть). Возникло странное чувство, что я смотрю в сюжет, но сам нахожусь вовне. Тело странным образом оцепенело, и я перестал его чувствовать. Я просто его видел. Все стало картонным и плоским. В это время я услышал, как Л.Д. сказал всем, что пора выходить из ВМ. К этому времени мое восприятие происходящего настолько изменилось, что я начал все воспринимать как во сне или виртуальной реальности. При этом обнаруживалось какое-то чувство вывернутости восприятия и сознания. Я испугался новой фиксации. Но панике не поддался — любопытство взяло вверх. В это время подошел "картонный персонаж" С.Б. и какое-то время стоял рядом с таким же "картонным персонажем" А.Г., сидящим на песке. Я смотрел извне в сюжет (в картинку со всем ее содержимым). Говорить я не мог, впрочем, как и пошевелиться. С.Б. произнес такие слова: "Я думаю, с тобой все в порядке. Если тебя не будет через час, мы пойдем тебя искать". И ушел. Я попробовал как-то выскользнуть из-за картинки в сюжет. Мне удалось. Я плавно вернулся в тело и начал выход из ВМ».      «...Во мне началась внутренняя борьба. Я словно должен был принять решение. Борьба за решение длилась недолго. Я словно сжался весь и двинулся во тьму. Прорываясь сквозь свою никчемную немощность, сквозь залежи своих не пережитых инфантильных комплексов. Внезапно мое состояние резко изменилось. Глаза наполнились безжалостным сиянием. Внутри словно что-то перестроилось, и тонус вновь сделал скачок. Я резко вскочил. Ударил ногой лежащий рядом каремат (туристский коврик — прим. ред.). Мне хотелось войны. Руки и ноги налились тяжестью — я был готов стоять насмерть. В этот момент я полностью осознал себя одинокой безмолвной силой. Силой, способной творить свою волю. Силой, действующей вне причин и следствий. Я был собой. Я был готов к ответственности и одиночеству».      «Приехал вагон, и я вошел в него. Тонус продолжал неумолимо расти. Я перешел в решительную атаку на надвигающееся небытие. Я решил, что если окончательно потеряю контроль, то просто найду какого-то мужика пострашнее и ударю его кулаком в лицо. С расчетом, что завяжется драка и тонус спадет. ...Я был поставлен на грань. Поэтому остаться в картинке было главным — не важно, в какой роли. ...Актуальность переживалась как дом, как знакомое и родное. Все остальное было чужеродным. Меня пугала возможность полной разгерметизации моего сознания. И как следствие — неспособность узнать себя. Меня пугало осознание возможности вечной смерти...      К счастью, мне не пришлось ввязываться в драку. Один помысел об этом и чувство необъяснимой внутренней свободы привел меня в чувство. Что-то во мне изменилось. Но я, тем не менее, продолжал ходить по вагону, привлекая к себе внимание окружающих. Хотя при этом я чувствовал, что обладаю чем-то недоступным для них. Некоей внутренней силой. Я бы даже сказал, пассионарностью. Я был живее всех живых. Я был готов сражаться за свою жизнь перед лицом надвигающейся бездны».

     Активизация сознания может переживаться в виде «вспышки сознания», «Космического сознания», «кауманека»¹.

«Длительная многочасовая (с перерывами на отдых) соматическая ДКВ с постепенным глубоким поэтапным расслаблением, с увели- чением ментальной тишины — из нашей рабочей позиции (имеется в виду позиция разнесенной волевой медитации — Прим. авт.).      Снятие, растворение остаточных эмоциональных зажимов и других блоков в теле. Тело стало мягким и однородным, пластичным. За пару часов сантиметр за сантиметром постепенно голову удалось превратить в устойчивое неплотное облако с размытыми границами.      В какой-то момент от головы началось самопроизвольное плавное медленное пульсирующее расширение "облака", вначале захватывающее плечи, а потом все большую и большую часть тела, пока (за несколько таких циклов) единым облаком не стало все тело.      После этого самопроизвольный процесс остановился. Начал наслаивать абстрактные зоны, что получилось достаточно легко. Потом начал разотождествляться с ними ("отталкиваться" от них, помня про чистое "Я"), что делалось с некоторым усилием, но без сильного сопротивления. Совсем скоро заметил, что поле зрения сильно осветлилось и стало немного грязно-белым, но достаточно светлым. В середине было средних размеров бесформенное, и на этом фоне очень заметное, совершенно белое образование ("пельмень"), которое двигалось на месте (что-то вроде вращения). Оно быстро уменьшалось в размерах. Когда оно было совсем маленьким, я успел про себя сказать: "Боже, помоги!"      Тихая стремительная, ослепительно белая вспышка за пределами поля зрения и переживание мгновенного выворачивания наизнанку.      Минут через 10 вышел на улицу. Переживание, что это не движение тела, а движение мысли. Звуки птиц — это Я. Листья — это Я. Люди, воздух, все пространство, свет — Я. Переживание фундаментальной опоры для всего, пропитанности всем.      И никакой радости, восторга и пр. Как-то обыденно, естественно... Вроде ничего не произошло, только все происходит как бы внутри. Предположил бы, что включились все возможные синестезии, что объединились волевое "Я", все чистые смыслы, все формы, восприятия. Тотальное Сейчас. Сон был полноценным и коротким — около 3 часов. Выспался. Остаток ночи созерцал Сейчас лежа.      На следующий день заметил, что внимание приобрело новое качество — вспомню старый эпизод и, легко разобравшись, прощаю, понимая вынесенный урок. День Прощений. Начал практически непрерывно, легко осознавать Сейчас как Вечность, пространство. Внутренний диалог только изредка.      Через пару суток:      Сидя в полулотосе на очередной медитации, где непрерывно осознавал Сейчас из Неподвижности, заметил, как в районе крестца нагревается позвоночник. За несколько медитаций позвоночник нагрелся полностью — позвонок за позвонком, при каждом следующем погружении в медитацию все быстрее.      Ясное переживание поднимающейся внутри трубки-позвоночника жидкости, с каждым разом доходящей все выше и выше. Потом начали разогреваться (не по очереди) чакры. Последними — Аджня и Сахасрара. В конце концов — весь позвоночник раскалился сквозь голову до темечка, и равномерно сильно горячи все чакры. Абсолютная устойчивость и неподвижность тела, дыхание практически отсутствует. Абсолютная ясность. Разогрев канала вдоль позвоночника продолжался, пока жар не заполнил промежутки между чакрами и жар не слился и не начал распространяться дальше вширь.      Никакого страха и управления процессом. Только сверхустойчивое наблюдение и доверие. Все тело разогрелось и вспотело, испарина на лбу. Какое-то время, наверное, минут 10, процесс стабилизировался и перестал распространяться, а потом весь жар начал блекнуть. Начал выходить из медитации. Больше суток после этого ничего не происходило... Потом вечером, лежа перед сном, заметил, что постепенно начали растворяться конечности ног от пальцев вверх, пока не захватило всю нижнюю половину тела. Я заснул. Во сне ничего необычного».

     Активизация зоны сознания еще не означает, что ее смысловой потенциал будет полностью реализован. Активизированная смысловая зона должна быть еще развернута, причем не только в формах, доступных наблюдению самого практикующего (т.е. стать содержанием сознания или функцией), но и во внешних ее проявлениях, которые могут быть зафиксированы в знаковых средах или социокультурных фактах.
     Все, что доступно сознанию как содержание или функция, отражается в том или ином виде и во внешних проявлениях организма — в морфологически выделенных органах, рисунке электрической активности нервных клеток, выделяемых железами гормонах и т.д. Если есть нечто, доступное осознанию как содержание, значит, есть модальность, которая это «нечто» проявляет, и есть функция, которая предназначена для работы с этой модальностью. Если есть работающая функция, то есть и орган, который эту функцию реализует.
     Существуют органы, специально приспособленные для выполнения своей главной функции (органы зрения, слуха, движения и т.д.), органы, которые реализуют вполне определенную функцию, но используются для другой функции (язык — орган вкусового восприятия — используется для реализации речевой функции). Есть функциональные органы, не развернувшиеся в определенные физические образования, но выполняющие свои функции за счет вовлечения разных частей организма в функциональную систему (например, мышление, для которого нет специального морфологического образования).
     Морфологически выраженные органы представляют собой как бы мишень, в которую развертывается активизированная зона сознания, превращающаяся в функцию и соответствующую ей «психическую субстанцию».
     Функциональные органы формируются культурой (мышление, речь). Как правило, функциональные органы развертываются в «субстанциях» (модальностях) других функций (музыка — при том, что ее смысловая основа независима от аудиальной функции, развертывается в звуковой модальности, (равно как и поэзия).
     Мы можем говорить о пси-органах — активизированных зонах сознания, которые предшествуют функциям, существуют до их развертывания. Пси-орган развертывается в функцию, функция порождает игру, затем формы культуры и, наконец, технологии. Функция мышления породила прозу, проза — философию, философия — науку, наука — технологии. Функция мышления оказалась полностью развернутой — от пси-органа до технологий. Другие функции дошли до уровня культурных форм (музыка, живопись, кино и многое другое). Многие функции задержались на уровне игры (игра в карты, рулетка — как первичное проявление культурной идеи синхронистичности, еще не реализованной технологически).
     Если культурная среда достаточно дифференцирована, то и функция, развертываясь в ней, порождает новые культурные продукты. Ключевым моментом развертывания функции в культуре, а затем и в технологии, становится нахождение (изобретение, формирование) адекватной знаковой среды. Это справедливо не только для мышления. Л. Хайнер¹ так описывает событие, с которого началось бурное развитие музыки в Европе:

«... в 10 веке итальянский монах Гвидо Аретинский придумал нотный стан, поместил на него "невмы" и обозначил длительности. Это была настоящая революция! Не будь этого гениального изобретения, не было бы впоследствии ни симфоний, ни сонат, ни опер, ни балетов...      ... Научившись записывать звуки, люди стали изучать и развивать музыку. Возникли первые школы при монастырях и церквях. Здесь изучались, разрабатывались и тщательно записывались самые лучшие напевы, когда-либо созданные людьми. Музыкальные композиции стали усложняться и совершенствоваться. Потомки читали музыку отцов и добавляли что-то свое. Так, от одноголосного Грегорианского хорала европейская музыка пришла к фугам, кантатам и мессам Баха, а затем сонатам и симфониям Гайдна, Моцарта и Бетховена. Если бы о записи музыки вовремя узнали другие народы, они, несомненно, создали бы свою обширную национальную классику».

     Это хороший пример того, как дифференцированная среда «притягивает» к себе стремящуюся к реализации функцию.
     Есть еще множество функций, представленных только активизированной смысловой зоной сознания, для развертывания которой нет ни морфологической, ни игровой, ни культурной среды, позволяющей функции реализоваться.
     По-своему эта тема звучит у К.Г. Юнга в работе «Трансцендентальная функция»¹

«    (1) Сознание обладает порогом интенсивности, которого его содержания должны были достичь, поэтому все слишком слабые элементы остаются в бессознательном.      (2) Сознание, в силу своих направленных функций, навязывает ограничения (которые Фрейд назвал цензурой) всему несовместимому с ним материалу, в результате чего этот материал тонет в бессознательном.      (3) Сознание организует моментальный процесс адаптации, в то время как бессознательное содержит в себе не только забытый индивидом материал его прошлого, но и все наследственные черты поведения, составляющие структуру разума.      (4) Бессознательное содержит все комбинации фантазий, которые еще не достигли порога интенсивности, но которые с течением времени и при благоприятных обстоятельствах проникнут в сознание».

     Если мы заменим термин «бессознательное» на «смысловые зоны сознания», то получим содержание, очень близкое нашим рассуждениям. Не все пси-органы развернуты. В любую эпоху некоторые из них востребованы культурой и социумом, но на подавляющее большинство из них «нет спроса», а значит, нет и среды для реализации. Если происходит спонтанное развертывание таких зон сознания, они порождают либо странные формы поведения, либо маловразумительные игры, либо психозы, извращения и преступления.
     Таким образом, каждой психической функции, свойству, качеству, всему тому, что может проявиться как определенная деятельность, каждому виду деятельности, каждому культурному мотиву, каждому виду искусства или стиля, каждому извращению и типу преступности соответствует нечто в душе человека — активизированная смысловая зона, пси-орган.

     Каждая эпоха — культурная и технологическая — требует определенных пси-органов. Культурная и технологическая среды развиваются по своим траекториям и предлагают жанры и виды деятельности, в которых те или иные пси-органы получают свою реализацию, а другие становятся ненужными и уходят в тень. Сменяются эпохи — изменяется состав востребованных пси-органов. Люди с востребованными пси-органами становятся культурной и технологической элитой, а остальные — лишь приспосабливаются к требованиям, ощущая смутную неудовлетворенность и неясное томление.
     Кем был бы прирожденный хакер, способный взломать высокозащищенные программы, в тридцатые годы двадцатого столетия? Он бы не нашел деятельности, соответствующей его особому способу мышления; более того, его мышление казалось бы ущербным. Он чувствовал бы в себе неясное томление и стал бы, скорее всего, обычным инженером, продавцом или шулером, не удовлетворенным своей жизнью. Его мышление воспринималось бы как не вполне полноценное: требовалось иное мышление — мышление вывода. Идеалом мышления представлялось мышление научное. А у потенциального хакера активизировано комбинаторное мышление, не мышление вывода, а мышление выбора, но это позволяет оперировать огромным объемом дискретной информации. И сейчас этот тип мышления — залог попадания в технологическую элиту.
     Какое место в современном социуме отводится прирожденному шаману, кроме психиатрической больницы (есть даже термин для описания спонтанной инициации будущего шамана — «шаманская болезнь») или основателя тоталитарной секты? Какая реализация была бы у наркомана, если бы социум предоставил ему полезную область деятельности?
     В сознании многих людей присутствуют психические органы, не нашедшие своей адекватной реализации, поскольку для их полноценной и удовлетворяющей работы нет подходящей деятельности. Как правило, не орган порождает деятельность, а культурный и социальный процесс порождает деятельность, соответствующую тому или иному органу. Люди, психические органы которых востребованы существующими видами деятельности, получают удовлетворение от социально признанной реализации и занимают ведущие места в этой деятельности. Способности других остаются нереализованными.
     Мы можем реконструировать те органы, которые были реализованы в прошлом и потребность в которых утрачена сейчас — органы мифа, алхимии, математики «живых чисел» и т.д., — описывая особенности соответствовавшей им деятельности. Но мы не можем дать описание деятельности, соответствующей тем органам, которые никак не проявили себя в истории. Для решения такой задачи необходима особая технология — выявление непроявленного, построение деятельности и ее наиболее дифференцированных технологических форм, отражающих специфику непроявленного органа.
     Активизация «спящего» пси-органа напоминает рекомендацию «Пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что», или алхимический тезис: «Темное надо познавать еще более темным, а неизвестное — еще более неизвестным».
     Первые смутные «шевеления» пси-органа, отраженные в снах, фантазиях, странных пристрастиях, должны быть спроецированы на пространства культуры и технологии, развернуты в них.
     В рассуждении о пси-органах можно оттолкнуться и «от противного». Культурные символы могут быть интроецированы и превращены во внутренний «орган»:

«...обусловленность человеческого развития объектами культуры позволяет рассматривать их как психологические органы или орудия развития. ...они не просто дают нам некоторое представление о мире, а порождают в нас новый личностный опыт, определенные состояния и качества, которых без нашего взаимодействия с ним не было и быть не могло. Посредством этих органов мы видим то, что не видим глазами»1.

«Только когда символ будет непосредственно пережит субъектом, станет его конкретным жизненным опытом, только тогда он из общечеловеческой ценности превратится в личностную ценность... тогда символ начнет функционировать в реальных жизненных связях субъекта, станет определять его отношение к миру»2.

     Развертывание пси-органа происходит следующим образом. Либо под влиянием практики, либо вследствие целенаправленной стимуляции, или совершенно спонтанно активизируется определенная зона созна- ния. Активизированная зона стремится проявить себя в новых содер- жаниях сознания и/или новых способах их преобразования (функциях). Принудительность развертывания соответствует принудительности ма- нифестации юнговских архетипов.
     Но дифференцированной психической среды для их проявления нет. Поэтому растущее напряжение начинает подчинять новой смысловой конфигурации содержания и функции уже ранее активизированных и получивших дифференцированное проявление зон. Существенные от- клонения в их проявлениях от нормативных (необычные мысли, идеи, образы, систематические иллюзии, неопределенные переживания, пред- чувствия и т.д.) свидетельствуют о влиянии новых, не получивших леги- тимного проявления смысловых зон сознания.

     Развертывание активизированного пси-органа при отсутствии социокуль- турного запроса и адекватной знаковой среды приводит к феноменам, трактуемым как психические отклонения, или к извращениям и престу- плениям.
     В январе 2004 г. в Германии был приговорен к 8,5 годам тюрьмы про- граммист из Ротенбурга Армин Майвес, который убил и съел инженера компании Siemens Брандеса. Вначале Майвес дал объявление в Интернете о поиске человека, который согласился бы быть съеденным. На него от- кликнулось несколько человек, но потом все, кроме Брандеса, от этой за- теи отказались. Брандес приехал к Майвесу, и их обоюдное желание было осуществлено.
     На суде Майвес утверждал, что он невиновен, поскольку лишь помог человеку уйти из жизни. Ряд авторов увидели в этом событии не только преступные, но и культурологические аспекты:

«Каннибализм Армина Майвеса предполагает наличие подлин- ных отношений между пожирателем и пожираемым. Это что-то вроде традиционного банкета, который постоянно присутствует в нашей культуре и нашем воображении... Каннибализм — это в высшей степени культурный акт... Этот акт нас заворажива- ет. Причина, я думаю, состоит в том, что каннибальские импуль- сы прочно присутствуют в нашей культуре и структурируют наше воображение. Несмотря на все разговоры о морали и разуме, че- ловечество продолжает вести истребительные войны», — заявил профессор Института антропологии и социологии Лозаннского университета Мондер Килани в интервью швейцарской газете Le Temps»1.      «В своем последнем слове людоед выразил сожаление по поводу случившегося и извинился, утверждая, что его вела навязчивая идея, которая возникла еще в раннем детстве, когда он мечтал о друге или младшем брате, который никогда не покинет его. Поедание плоти потом стало казаться ему лучшим решением проблемы приобщения к личности другого человека. Психологи свидетельствовали, что по- едание 43-летнего Брандеса действительно стало для Майвеса "ис- полнением мечты всей жизни"»2.

     Дарольд Трефферт описал «синдром саванта»¹ (фр. savant — «ученый») — редкое отклонение в развитии (часто аутистического типа) в сочетании с выдающимися талантами в музыке, изобразительном искусстве, спо- собностью производить сложные арифметические вычисления и ка- лендарные расчеты, строить сложные трехмерные моделей. Эти люди, как правило, обладают феноменальной памятью. Саванты становятся известными художниками, скульпторами, музыкантами². Из наших соотечественников-савантов в Польше и Украине можно назвать худож- ника Никифора из Криницы (1895-1968). Он производил впечатление слабоумного в обычном общении, но создал настолько великолепные картины, что дискуссия о том, являются ли лемки (Никифор принадле- жал к этой карпатской народности) поляками или украинцами, ведется до сих пор.
     У савантов спонтанное развертывание пси-органов, соответствующих той или иной легитимной деятельности, происходит, несмотря на крайне низкий уровень общего развития и социальную неадекватность. Их зоны сознания, обеспечивающие социальную адекватность, практически не развернуты. Они погружены в себя, с большим трудом общаются с окру- жающими, часто не могут даже совершить покупку в магазине. Пси-орган проявляется у них как автономное образование, не связанное с другими личностными и психофизиологическими характеристиками, — активи- зированная зона сознания развертывается независимо от степени развер- тывания других зон.
     Считается, что на Земле в настоящее время живет несколько десятков савантов. Можно представить себе, сколько людей, у которых разверну- ты зоны сознания, не находящие легитимной реализации в современном мире, считаются умственно неполноценными.

     Действие скрытых, но возбужденных пси-органов можно проследить на тене- вых тенденциях в рамках высокоорганизованного знания, например, в нау- ке. Примером может служить борьба холизма и редукционизма в естествен- нонаучных и культурологических исследованиях. Здесь мы сталкиваемся с двумя разными интуициями и манифестацией двух различных архетипов.
     Можно выделить множество проекций холистического подхода на пространство научного мышления, которые не превращались в единую признанную в науке линию — от витализма¹ в биологии до концепции целостности в физике². Редукционистская парадигма никогда не фор- мулировалась как необходимый компонент научного исследования, но всегда побеждала, поскольку наука есть колоссальное развертывание вполне определенного пси-органа, отраженного в базовой процедуре науки — концептуальном расчленении объекта исследования с после- дующей сборкой уже иного объекта, соответствующего условиям лабо- раторной жизни.
     Холистическая линия оставалась до последнего времени лишь серией отдельных концепций, не получавших дальнейшего развития, поскольку знаковая среда для адекватного выражения холистических интуиций не была разработана. Ее возникновение создает условия для появления тех- нологических проекций холизма и разработки принципиально новых ор- ганизмических технологий.
     Подходы к созданию знаковой среды для адекватного отражения це- лостных объектов были изложены еще в 1997 г.³ и за это время прошли предварительную проработку. Основные идеи разработки такой среды созвучны идеям В. Кандинского, создавшего абстрактную живопись как отдельное искусство. Абстрактная живопись также может быть рас- смотрена как проекция холистического пси-органа на культурную сре- ду. Сам процесс создания абстрактной картины близок развертыванию смыслов в визуальные формы.

     Некоторые новые зоны сознания активизируются буквально на наших глазах. Рассмотрим динамику активизации пси-органа, позволяющего вос- принимать синхронизмы и использовать их для формирования событий.
     Под синхронизмами (акаузальными синхронистическими зависимостя- ми) понимаются события, не имеющие причинно-следственных отноше- ний между собой, но близко расположенные во времени и демонстрирую- щие явную смысловую связь. Введение понятия синхронизмов в научный и культурный обиход связано с именами П. Каммерера и К.Г. Юнга.
     Австрийский биолог Пауль Каммерер в течение 20 лет пунктуально за- писывал и протоколировал все события, происходящие с ним самим и его знакомыми, а затем вычислял степени вероятностей тех или иных после- довательностей событий.
     В 1919 г. ученый выпустил книгу, в которой при- знал, что совпадения и странные последовательности «вездесущи и бес- конечны в жизни, природе и космосе»¹. Он постулировал, что все события связаны волнами беспричинной серийности.
     Карл Юнг рассматривает такие явления как смысловые совпадения² и вводит понятие синхронистичности, принципиально выводя синхронизмы за пределы причинно-следственных отношений. Примером может служить «закон парных случаев», хорошо известный врачам (например, хирурги за- метили: если в больницу поступил пациент с необычным переломом или повреждением, то вскоре привезут второго пациента с похожей травмой — статистически редкие происшествия идут парами или группами).
     Синхронизмы не могут быть сведены к какой-либо причинно- следственной схеме. Попытки увидеть в корреспондирующих, но несвязан- ных между собой событиях проявление «скрытых причинно-следственных связей» или «реализацию одного события в нескольких вариантах», интер- претации синхронизма в каузальном ключе уничтожают его специфику и не дают развиться органу его восприятия. Понимание синхронизма как одной из «скреп реальности», удерживающих целостность мира, позволяет «распаковать» привычные формы сознания и создать новые «упаковки».
     Признание факта существования синхронизмов, наделение син- хронистических феноменов собственным именем ведет к тому, что в повседневной жизни синхронизмы начинают проявляться с часто- той, соизмеримой с частотой проявления причинно-следственных свя- зей. Выясняется, что Вселенная скрепляется в единое целое не только причинно-следственными отношениями, но и целым рядом иных, не каузальных скреп.
     Таким образом, сначала синхронистический пси-орган проявляет себя как синхронистическая идея (т.е. проекция на обычное каузальное мыш- ление) и, в конце концов, приводит к выявлению синхронизмов в окру- жающем Мире. Эта констатация еще находится в пределах потенциально возможной каузальной редукции. Чтобы проявить себя как восприни- мающая функция, нужно сформировать если не свою онтологию, то «минус-онтологию»: «Это явление не А, а ... что?» То есть: «Синхронизм не каузальность, а... что?» В оболочке «минус-каузальности» явления на- чинают рассматриваться иначе — поначалу как «знаки», из которых из- влекается информация.

Автору довелось быть свидетелем нескольких случаев реально- го и полезного извлечения информации из событий, воспринятых как синхронизмы. Приведу один из самых ярких. 19 августа 1991 г. в СССР был временно отстранен от власти М. Горбачев, создан Госкомитет по чрезвычайному положению (ГКЧП) и объявлено о введении чрезвычайного положения на всей территории страны. Алексей Стеклов (исследователь, тщательно изучавший в то время синхронистические явления) сопоставил факт введения ЧП и на- личие в программе телевещания на 19 августа фильма «Только три ночи» и оценил эти два явления как синхронизм. «Это продлится только три ночи», — заявил он. Действительно, это продлилось только три ночи — утром 22 августа войска вывели из Москвы и ЧП было отменено. События явно принадлежат к разным причинно- следственным цепочкам и вместе с тем столь же явно соответству- ют одно другому.

Занятие происходит в спортивном зале, насыщенном спортив- ным инвентарем. В качестве инициирующего события использу- ется установка перед группой практикующих боксерской перчатки синего цвета и черного мобильного телефона в вертикальном поло- жении. Оба предмета «замораживаются» в сознании и через некото- рое время падают (статичное положение и падение замораживаются в сознании как инициирующее событие). Формируется ожидание завершающего события, находящегося в зоне не-восприятия. Через несколько минут падает прислоненный к стенке зала мат синего цвета, а затем боксерский мешок черного цвета.

     Один из наших слушателей, A.M., задавался вопросом: «Как выглядит Мир, когда на него никто не смотрит?» Этот баналь- ный (если смотреть на него формально) вопрос вызывал у него настоящий мистический ужас. Под вопросом крылся особый взгляд на Реальность, позволяющий вычленить не только созна- ние и бессознательное, но и иное, не являющееся ни сознанием, ни бессознательным. Особый пси-орган, который можно угадать в описаниях ужасающих аспектов нагуаля у Кастанеды (и близкие к этому переживания, отраженные в отчетах А.Г., приведенные в гл. «Феноменология», п. 12.3.), заставлял задавать взаимосвязан- ные вопросы, такие же формально банальные, но наполненные интенсивным необычным пониманием — как можно восприни- мать Мир, не апеллируя к своему «Я», как можно построить язык, развертывающий свои средства описания параллельно самому процессу описания, и т.д. Эти вопросы трудно привести в логи- ческую связь между собой, но под ними чувствуется единое пере- живание, направленное на преодоление сознания как такового и трансформацию его в нечто иное (не превращение одушевлен- ного в неодушевленное, а преобразование в нечто, не являющееся ни одушевленным, ни неодушевленным).
     Здесь мы сталкиваемся с редко встречающейся активизацией зоны со- знания, позволяющей вычленить аспекты восприятия Мира за предела- ми обусловленных культурой и морфологией восприятия.

к оглавлению

     Под многообразием проявленных функций можно выявить базовые метафункции, модальными проявлениями которых служат состояния со- знания: нормальные — бодрствование, быстрый сон (сон со сновидения- ми), медленный сон (сон без сновидений) — и измененные (как результат специфических практик, травматических ситуаций или применения пси- ходеликов).
     Можно сказать, что, помимо других сторон Мира, бодрствование выделяет в реальности аспект стабильности и позволяет ориентиро- ваться во «внешнем мире», используя действия, подразумевающие ста- бильность. Предметы остаются равными себе, для их изменения не- обходима причина, сохраняется соответствие смыслов и отражающих их форм, фундаментальная «карта реальности» остается стабильной во времени.
     Сновидение выделяет аспект изменчивости, текучести. Предметы мо- гут изменять свою форму и систему взаимоотношений с другими пред- метами, сохраняя при этом свою идентичность, или наоборот — иден- тичность изменяется при стабильной форме объектов, смыслы и формы могут быть связанными, а могут и не быть.
     Медленный сон позволяет выделить в мире составляющую «не-форм». При этом «Я», оформленное в бодрствовании как более-менее стабиль- ная форма, в медленном сне не может быть проявлено без специальной подготовки.
     Бодрствование — наиболее дифференцированная метафункция. Бодрствование, рассматриваемое не как состояние, а как метафункция, гораздо более дифференцировано и специализировано, чем сновидения, и в еще большей степени развито, чем медленный сон. Поэтому ориен- тация субъекта в Мире, возможности взаимодействия и воздействия на Мир возникают на основе бодрствования. На его основе созданы наибо- лее подробные описания Мира и построены наиболее эффективные спо- собы воздействия на Мир и ориентации в нем.
     Мир сновидений в этом отношении гораздо менее развит и использу- ется лишь время от времени и очень редко — целенаправленно. У отдель- ных людей сон может установить взаимодействие с окружающей реаль- ностью («вещие сны», символические описания жизненных ситуаций, глубинные постижения и т.д.), но это нерегулярное и малоуправляемое взаимодействие. Только специальные практики позволяют довести диф- ференцированность «функции сновидения» до уровня, допускающего ее прагматичное использование¹.
     Целенаправленная дифференцировка метафункции сновидения от- крывает мир, соизмеримый с миром бодрствования, и потому является частью перспективных практик. Выясняется, что метафункция снови- дения порождает и перцептивные, и воздействующие, и формирующие функции, по своей эффективности близкие к функциям бодрствования. Выявление специфической сновидческой метамодальности, «субстан- ции сна» позволяет строить «тело сновидения» так же, как в бодрствова- нии можно строить тело внимания.
     Лишь медленный сон в обычной жизни вообще не используется как рабочая функция, но в сакральных практиках он часто играет важную роль.
     Но это только три состояния сознания из множества возможных, ко- торые мы считаем фундаментальными функциями. Альтернативные (из- мененные) состояния сознания тоже могут стать такими функциями. Альтернативные состояния, формируемые в ходе психонетической прак- тики, с самого начала предстают перед практиком как потенциальные функции, позволяющие организовать взаимодействие со скрытыми от обычных состояний аспектами Мира.

     Пробуждение воли и формирование ясного сознания является и задачей психонетики (по отношению к индивидуальному существу), и условием дальнейшей работы. Воля пробуждается в ходе практики и является ее условием. Это парадокс, но все, связанное с волей, — парадокс.
     Переживание воли не является достоянием современного человека. То, что было очевидно и 2000, и 1700 и даже 200 лет тому назад, в XX веке постепенно было утрачено. Еще в середине 50-х годов XX столетия пси- хоаналитик А. Уиллис констатировал:

«Бессознательное стало наследником престижа воли. Как прежде судьба человека определялась его волей, так теперь она определяется подавляемой психической жизнью»1.

     Этот переход от понимания внутренней жизни и деятельности человека как продукта (в определенной степени) свободной воли к пониманию деятельности как реакции на стимул, причем, в основном на скрытый от сознания, неосознаваемый стимул, создает некоторые затруднения при работе по пробуждению воли. В каком-то смысле в XX веке мы стали свидетелями «деволюнтаризации воли». Воля, о которой писали Шопенгауэр, Гурджиев, Успенский и Шмаков, — это нечто совершенно иное, чем воля в современной (научной и обыденной) психологии.
     Волю начали понимать как специфическое напряжение для достижения цели, а аспекты внутренней свободы и активности — стали игнорировать. Собственно волевое действие, сформулированное в языке современных описаний, становится невозможным, и для его осуществления теперь необходимо вначале вернуться к прежнему пониманию воли.
     Процесс «деволюнтаризации воли» стал следствием выделения в Мире в качестве главной «фигуры» одной из многих его скреп — причинно-следственных отношений, и, вследствие этого, придания научному знанию статуса ведущего (и для многих — абсолютного) знания.

     Воля как то, что находится по ту сторону каузальных отношений, оказалась вытесненной на периферию современной культуры и нашла свое место только в культуре Консервативной революции и эзотерических практиках. Разрыв между традиционным и современным представлениями о воле привел к появлению контрсовременных доктрин и различных практик, возрождающих утерянное понимание воли. То, что раньше было очевидным и не нуждалось в проговаривании, теперь следует внятно артикулировать и сопровождать реальной практикой, восстанавливающей волевой опыт.
     Первым европейским автором, досконально исследовавшим этот вопрос, является, конечно, Артур Шопенгауэр, понимавший волю как подлинное ядро человека, для которой интеллект является только ее орудием, посредником между волей и действием. Для понимания сущности воли следует прочесть целиком его работу «Мир как воля и представление». Мы ограничимся ссылками на те аспекты, которые будут затронуты ниже.

     А. Шопенгауэр размышлял:

«Эта вещь в себе... которая как таковая никогда не бывает объектом (потому что всякий объект есть лишь ее проявление, а уже не она сама).      ... Понятие воли — единственное из всех возможных, которое имеет источник не в явлении, не просто в наглядном представлении, а исходит изнутри, вытекает из непосредственного сознания каждого, познания, в котором каждый познает собственную индивидуальность в ее существе, непосредственно, вне всякой формы, даже вне формы субъекта и объекта, и которым он в то же время является сам, ибо здесь познающее и познаваемое совпадают.      «Воля как вещь в себе совершенно отлична от своего явления и вполне свободна от всех его форм, которые она принимает лишь тогда, когда проявляется, и которые поэтому относятся только к ее объектности, ей же самой чужды. Уже самая общая форма всякого представления, форма объекта для субъекта, ее не каса- ется; еще менее ее касаются формы, подчиненные этой послед- ней и находящие себе общее выражение в законе основания, куда, как известно, относятся время и пространство, а следовательно, и множественность, существующая и ставшая возможной только благодаря им.      ...Воля как вещь в себе лежит вне сферы закона основания во всех его видах, и она поэтому совершено безосновна, хотя каж- дое из ее проявлений непременно подчинено закону достаточного основания. Далее, она свободна от всякой множественности, хотя проявления ее во времени и пространстве бесчисленны»1.

     Автор, принадлежащий к иной эпохе и транслирующий в эту эпоху идеи совершенно иной культуры, пишет:

«Перед проникновенным взором Будды открылись глубины его существа, и он понял, что суть его — воля...      В начале, которого в действительности нет и которое не имеет своего духовного значения вообще, а имеет лишь частное значение в нашей конечной жизни, воля хочет познать себя, в результате чего пробуждается сознание, а с пробуждением сознания происходит разделение воли на две части. Единая воля, целостная и совершенная в себе, становится одновременно актером и зрителем.      ...разделение воли настолько очаровывает сознание своей новизной и кажущимися успехами в решении практических проблем жизни, что оно забывает о своей миссии служить источником света для воли...      В воле содержится нечто большее, чем простое веление: в ней содержится также мышление и видение. Это позволяет ей видеть себя и достичь свободы и господства над собой. ...воля желает стать просветленной, свободной и независимой»2.

     Близкое нам понимание воли мы обнаруживаем у одного из самых значительных российских мыслителей Владимира Шмакова:

«[Воля] есть не только категория проявляющегося духа, но и его исконное обнаружение. Активность духа может окрашиваться различными модусами, но в своем первичном естестве он есть воля; в этом ее первичность и конкретность»3.

     Лосский Н. вообще отождествляет волю и активное сознание, различая «Я» и «индивидуальное сознание», понимая под последним то, что мы обозначаем как личностные структуры:

«...мы различаем понятия я и индивидуальное сознание: под словом индивидуальное сознание мы разумеем совокупность всех состояний сознания, переживаемых каким-либо я, а под словом я лишь ту часть индивидуального сознания, которая чувствуется, как моя.      ...С точки зрения волюнтаризма слово воля можно было бы уничтожить и заменить выражением причинность сознания или активность сознания»1.

     Подобные цитаты можно множить и множить. Близкую к психонетике трактовку воли находим у Гурджиева (за исключением попытки дать воле рациональное и чуть ли не структурное определение), который исходил из того факта, что человек, как правило, не способен осуществлять самостоятельное действие, а его действия и решения осуществляются в результате внешних влияний. Обычно то, что называют «волей», является лишь результатом желаний. Воля же в понимании Гурджиева — это способность осуществить сознательные решения, исходящие от реального неизменного «Я». Только эта воля свободна, не подвержена случайностям, независима от внешних воздействий и способна творить:

«Вопрос: Имеется ли в вашем учении место для свободной воли?      Ответ: Свободная воля есть функция подлинного "я"...      Тем не менее, свободная воля — это реальность: она действительно существует. Но мы, каковы мы есть, не можем ее иметь. Свободную волю способен иметь подлинный человек.      Вопрос: Значит, людей, имеющих свободную волю, нет?      Ответ: Я говорю о большинстве людей. Те, кто имеет волю, имеют ее. Во всяком случае, свободная воля — это неординарное явление. Ее нельзя вымолить, нельзя купить в лавке»2.

     Не только интеллектуальные размышления, но и реальная психотехническая практика приводит к пониманию того, что воля — не психическая функция или составная часть психики.
     Воля — это метапсихическая инстанция. Мы подразумеваем тот аспект психической жизни, который, во-первых, может быть выделен из психической системы, т.е. организма сознания, без нарушения его работы и его целостности и, во-вторых, противопоставлен психике как единому целому.
     Обозначив волю как метапсихическую инстанцию, мы, с одной стороны, депсихологизируем ее, но, с другой, вводим ее в качестве действующего начала в более широкий контекст. Работая с волевой реальностью, мы выполняем сложный акробатический трюк на грани соскальзывания — в метафизическое, психологическое, или технологическое пространство. Придав доминирующее значение одному из этих трех аспектов, можно не заметить ту специфику, на которой основаны волевые практики.
     Воля, введенная в чисто психологический контекст, утрачивает парадоксальное качество целенаправленной свободы. Исключительно технологическое рассмотрение воли — использование воли для поставленной извне задачи, лишает ее свойства чистой активности, ставит некую управляющую инстанцию над волей, которая сама должна являться предельно высоким уровнем управления. Метафизическое же рассмотрение воли лишает ее как личностного значения, так и возможности построения на ее основе технологически организованного действия. Только парадоксальное единство несочетаемых аспектов волевого действия позволяет говорить о волевых технологиях.
     Поскольку опыта переживания воли не как психологической проекции, а как метапсихической инстанции, у подавляющего большинства людей нет, то невозможно ввести и четкие критерии того, произошло ли пробуждение воли, или это всего лишь психологическая проекция. Это другой вариант той же проблемы различения реальности какого-либо внутреннего достижения (остановка сознания или смещение субъектности по отношению к «Я») или его имитации. Имитация реальности или сама реальность, изображение действия или осознанное действие, роль или свободное осуществление волевого акта могут быть различены лишь при условии актуализации воли. Те, кому прямое знание своей воли недоступно, не могут провести различение между волей и изображением, как спящий человек не располагает критериями различения сновидения и реальности. Человек с актуализированной волей уже располагает и опытом вневолевого механического реактивного существования, и опытом волевой активной жизни, и потому владеет такими различающими критериями.
     Еще раз повторим: воля есть целенаправленная, ничем не обусловленная активность. Воля не обусловлена ничем: она безосновна, т.е. причинно не обусловлена, не является следствием чего-либо, не является ответом на стимул или реакцией на обстоятельства. Не проистекает она и из других обусловленностей, скрепляющих Мир в единое целое — из синхронистических зависимостей и других связностей. Однако для внешнего наблюдателя, сознание которого выстроено в принятых в современности формах, такое явление просто не существует. И лишь когда в результате практики приобретается реальный волевой опыт, все формы сознания становятся условными и относительными по отношению к пробудившейся творящей воле.
     Пробуждение воли делает очевидным то, что различные трактовки воли являются лишь различными способами описания, а не отражением того, какова действительность на самом деле. В ходе психонетической работы практикующие, стремясь к пробуждению воли, часто задаются вопросом, «сделана» ли воля из «субстанции» сознания, или является трансцендентной по отношению к сознанию. Рассуждения на эту тему влекут за собой множество красивых интеллектуальных конструкций, но воля проявляется в той позиции, из которой порождаются конструкты трансцендентного, имманентного сознания, не-сознания и т.д. Поэтому, будучи производными от волевой творческой активности, интеллектуальные построения не дают понимания природы воли, а, в лучшем случае, задают стратегии ее пробуждения.
     Определения природы воли задают вектор дальнейшей работы. Если воля является одной из реальностей сознания, то дальнейшая работа не выходит за рамки технологического поля. Если волевая активность трансцендентна сознанию (а это означает рассмотрение сознания как пассивной, «материальной» категории по отношению к трансцендентной активности, лежащей за пределами сознания), то работа приобретает метафизический привкус, становится ориентированной на выход за пределы не только актуального устройства сознания, но и сознания как такового. При таком подходе воля начинает рассматриваться как точка соединения посюстороннего и потустороннего, как «средство передвижения» в трансцендентное.

к оглавлению

     Операция смещения субъектности по отношению к «Я» порождает прообраз того слоя сознания, из которго рождаются все остальные формы. В этот момент субъекту противостоит наиболее абстрактный объект — тотальное не-восприятие, опыт которого дает возможность понять метафизическую категорию Небытия как одну из реальностей. Уход от не-восприятия означает исчезновение объекта как такового, объекта-как-категории, переход в тот слой сознания, из которого рождаются все формы сознания.
     «Быть в этом слое» равнозначно «быть этим слоем», поскольку противопоставление субъекта и объекта здесь исчезает в абсолютной субъектности, и тогда происходит соприкосновение с волевыми аспектами Мира — с Волевой Вселенной.
     В этот слой — слой абсолютной субъектности — невозможно попасть, не освободившись от всех явных (фигурных), подразумеваемых (фоновых), архетипических (бесформенных) видоизменений сознания и порождаемых ими бесспорных убеждений в отношении устройства Мира и индивидуального сознания. По мере приближения к абсолютной субъектности становится ясно, что все очевидности Мира и сознания порождаются ею. И это не интеллектуальная схема, созданная сознанием и находящаяся перед сознанием как отчужденный от него объект, а непосредственный факт жизни практикующего, способного создавать принципиально новые конструкты.
     Теперь задачей становится переход к объемному сознанию, включающему в себя одновременно все слои сознания — от творящего и созерцающего все формы и не-формы сознания субъекта до тех слоев сознания, в которых появляются объекты, включая плотные фигурные формы. Тогда в числе внешних форм оказываются и время, и пространство, и жизнь, и смерть, и смысловые зоны сознания, и содержания — все, что наполняет сознание. Исчезновение каких-либо слоев — стабильных фигур бодрствования при переходе в сон, каких-либо форм вообще при погружении в медленный сон или при потере сознания ничего не меняют в идентичности и осознанности абсолютного субъекта.
     Опыт этого слоя дает, в частности, понимание того, что вопреки представлениям о фундаментальности для организованного сознания памяти и внимания, возможна субъектность и осознанное действие и без опоры на эти функции — достижимы иные формы сознания, которые невозможно описать, основываясь на концепциях, предполагающих память и внимание как базовые условия существования сознательного существа.
     Достижение абсолютной субъектности, пробуждение воли как таковой, воли вне отражающих ее форм, воли «по ту сторону психики», позволяет развертывать ранее не актуализированные смыслы, создавать новые психические формы, прежде не существовавшие и не пред ставимые в обычном, обусловленном культурой и архетипическими основаниями, индивидуальном сознании.
     Пробужденная воля творит новую реальность вне ограничений, порождае- мых стимулами, культурными нормами и врожденными структурами сознания.
     Жизнь как развертывание свободных волевых намерений не означает хаотического произвола. Произвол наступает, когда устранение формирующей, стабилизирующей и управляющей роли стимулов и врожденных структур сознания не сопровождается переходом этой роли к волевым намерениям. С точки зрения обычной организации сознания устранение системы внешних подпорок, придающих сознанию стабильную форму, означает подчинение психики случайным импульсам низшей природы, но для волюнтаристского подхода как раз подчиненность случайным импульсам является еще более зловредной несвободой, чем подчинение культурным нормам. Освобождение от культурных норм — это не прихотливое своеволие смутного сознания, а лишь переход по ту сторону обусловленности и смутности.

к оглавлению

     Препятствием для развертывания волевого намерения служит непрозрач- ность, смутность сознания. Многие психические образования и процессы являются не проекциями и развертываниями воли, а подчинены бессо- знательным, вне сознания находящимся источникам. Внесознательные силы действуют, но не просматриваются, не осознаются, создавая эффект смутности побуждений, автоматичности реакций и действий. Действия, личностные установки и карты действительности становятся проекция- ми неосознанных и неизвестных сил. Сознание становится зависимым, страдающим (в первичном значении слова «страдание» — не как мучение, а как претерпевание, пассивная подчиненность, «страдательный залог»).
     Возможны две стратегии освобождения сознания от зависимости. Первая — стратегия преобразования прихотливых и изменчивых смутностей в смутности стабильные, устраняющие прихотливые и бесконтрольные колебания сознания под влиянием колебаний внесознательных факторов. Тогда роль стабилизатора сознания берет на себя Традиция и ее отражения в Культуре — ценностные нормы, эпистемы, логика.
     Традиция существует как способ организации смутного сознания, отражения в нем истин, очевидных для ясного сознания. Логика и жесткие социокультурные нормативы позволяют сохранять упорядоченную картину Мира и упорядоченное поведение независимо от действия неосознаваемых сил. Традиция высказывает себя в языке смутностей, предоставляя, тем не менее, средства освобождения от смутности и тем самым оставляя возможность перехода к иной стратегии — стратегии ясности.
     Ясное сознание — это чистое сознание вне форм, сознание, в котором адекватно отражается волевая активность, порождающая смыслы. Противопоставление чистого сознания как поля амодальных смыслов чувственно проявленным содержаниям уже указывает на возможность обретения ясности и незамутненности. В реальности, как правило (из которого есть лишь единичные исключения), сознание лишено первичной ясности и чистоты, но заполнено смутными образованиями, чьи взаимодействия и связь со смысловым слоем представляются неосознанным процессом.
     Первый шаг к обретению ясности сознания — осознанность этой связи, к которой ведут описанные в первом разделе практики. Превращение смыслов в чувственно проявленные формы становится полностью осознанным процессом, а значение различных форм, в т.ч., убеждений, решений и причин действий непосредственно усматривается всеми носителями ясного сознания.
     Согласованное соотнесение форм и смыслов внутри группы практи- кующих становится возможным в силу идентичности («коллективности») таких объектов сознания как не-формы и не-восприятия. Ясное сознание позволяет формировать общезначимые переходы от не-форм к проявленным формам сознания и тем самым создает основу для взаимодействия между собой носителей ясного сознания и пробужденной воли.
     Однако следующий шаг более радикален. Пробужденная воля, абсо- лютная субъектность превращают «коллективные» основы проявленных форм сознания в относительные и произвольно формируемые. Помимо выявляемых в ходе практики не-форм появляется возможность создания иных, актуально не присутствующих в сознании не-форм, в т.ч. и архетипов. Сохранение внутренней определенности и идентичности и взаимодействие волевых субъектов между собой становятся возможными не по отношению к общезначимым реалиям, а по отношению к ясному и прозрачному процессу создания, творения новых реальностей.
     Слой творящей субъектности находится на уровне «за пониманием». Понимание есть работа сознания. Но практика сдвига субъектности актуализирует слой волевой активности сознания, из которого рождаются смыслы. Эта практика позволяет непосредственно усмотреть тот факт, что воля находится по ту сторону смыслов и что воля, творящая смыслы, предшествует и пониманию как таковому, будучи чем-то большим, чем понимание. Воля порождает не только смыслы, но и понимание как потенцию развертывания смыслов в объекты сознания.

к оглавлению

     Слой абсолютной субъектности порождает все реальности, в том числе и непредставимые на фигурном, фоновом или не-формальном уровнях. Тем самым воля проявляет свою творческую природу, различным образом отраженную в разных слоях сознания. Чем «плотнее» и дифференцированнее слои творящего сознания, тем больше творчество удаляется от своего волевого образца.
     Самый простой вид творчества — комбинирование. На уровне стабильных форм творчество возможно лишь как комбинирование существующих элементов, рекомбинация существующих конфигураций. Это огромный пласт творчества — от разработки программного обеспечения до конструирования новых теорий. Обычно это целевое творчество под поставленную задачу. Пример из психонетической практики: комбинирование визуальной, аудиальной и соматической дКВ для построения методики тотальной дКВ, приводящее к противопоставлению (противопоставлению, не заложенному в ее составляющих) активного «Я» всему перцептивному потоку.
     Существует и более рафинированное творчество, творчество как перенос схем из одной области деятельности в другую. Примеров особенно много в молодых отраслях знания, где постоянно используются схемы, почерпнутые из более дифференцированных дисциплин — перенос физических и кибернетических схем на описание живой материи (например, биологическая термодинамика Бауэра) или психики (например, ранняя гештальт-психология). Успешный пример — разработанные Сергеем Переслегиным знаниевые реакторы¹, в которых осуществляется перенос физико-технических схем (строение и регламент работы реакторов на АЭС) на организацию креативной работы коллективов.

     Такое творчество становится отражением и в какой-то степени отдаленной имитацией акта Творения. Опыт волевого созидания создает условия не только для интеллектуального воспроизведения, но и для интимного проникновения в процесс создания того, у чего никогда не было ни образца, ни прообраза. Это особое состояние невозможно описать в языках сознания, подчиняющихся закону достаточного основания — у волевого творчества нет никаких оснований. Воля творит новые форм, но не ex nihil, а из «материи сознания».
     В этом пункте психонетика становится экспериментальной и конструктивной метафизикой — только опыт собственного творения может дать отдаленный намек на понимание процесса Творения, разворачивающегося перед нами. Переживание себя как творящей воли дает представление о внутреннем опыте тех школ, которые находили Абсолют внутри себя или трактовали «Я» как окно, через которое Бог смотрит на Мир.

к оглавлению

     Часто воля ассоциируется с властью. Само выражение «воля к власти», ставшее термином после Ф.Ницше, указывает на связь этих двух понятий. Воля действительно связана с властью, поскольку воля содержит в себе направленность на создание новых, ранее не существовавших форм, а для такого акта созидания требуется материал. Волевой акт становится актом власти над материалом. «Материалом» могут служить и люди, и сообщества людей, и окружающая среда. Сама идея власти является проекцией воли на лишенные субъектности аспекты Реальности.
     Но в реальном Мире, данном в актуальном опыте, волевая субъектность смешана со своими отражениями в смутностях сознания различной интенсивности. Воля вынуждена становиться властью в Мире, где смутные формы стремятся изолировать волевое действие, подменить его собою. Воля устанавливает свое господство над смутностями, но эти смутности находятся не только в сознании пробудившего свою волю существа, но и в сознании других людей. Отсюда рождается феномен власти человека над человеком.
     Эта власть оправдана в той мере, в какой она является именно властью воли, но становится лишь имитацией, когда одни смутности подчиняют себе другие, и тем более, когда обусловленные неосознаваемыми побуждениями смутности пытаются властвовать над существами с пробужденной волей, как над лишенным активности материалом. В этом пункте происходит разделение двух аспектов, в которых воля проявляет себя в обусловленном мире — аспектов власти и свободы.
     Власть (люди власти) стремится подчинять материал, все превращать в материал, делать из него свои формы, насиловать Сознание. Свобода (люди свободы) стремится породить, кроме новых форм, и сам материал, из которого эти формы создаются, освобождать Сознание. Но в своей исходной нерасщепленной позиции воля обращена к бессознательному и реактивному своей властной стороной, а к осознанному и активному — стороной свободы.

к оглавлению

     Человек есть существо «почти», существо промежуточное, находящееся между полным подчинением внешним стимулам и формам — и волевой активностью, создающей новые формы сознания, тела, культуры и социальной жизни.
     С одной стороны, человек обладает податливым, готовым принять любые формы, сознанием, с другой — потенциальным (хотя и редко пробуждаемым) автономным волевым «Я». Этими двумя обстоятельствами и предопределяется характер трансформации из «почти» в полностью свободное и волевое существо. Правда, преодолеть это «почти» можно лишь за счет сверхусилий.
     Was gros ist am Menschen, das ist, dag er eine Brticke und kein Zweck ist¹ — «В человеке важно то, что он мост, а не цель».
     Если представить себе, чем можно превзойти существующую человеческую форму, то, прежде всего, нужно сказать, что такое восхождение порождает нечто совершенно новое. Сверхчеловек — не существо с переразвитием человеческих качеств (мышление, восприятие, интуиция и т.д.). Сверхчеловек — это то, что надстраивается над человеческим, будучи иным по своей природе. Точно так же человек не является переразвитым животным — он обладает чем-то совершенно иным, нежели качества животных. Это и иные дифференцированные психические функции (способность мыслить, сочинять и понимать музыку, испытывать религиозные чувства и мистические прозрения и т.д.), и язык, и потенциально свободная воля, и многое другое. Человек отличается от животного не иной организацией тела, а иной организацией сознания. И сверхчеловек — это, в первую очередь, снятие ограничений человеческой психики. Преобразование человека в сверхчеловека есть, в первую очередь, формирование новой инстанции сознания.

     Человек — существо языковое и обусловленное языком.
     Человеческое сознание структурировано культурой, и первичный фактор такого структурирования — язык. Этот факт предопределяет и его возможности, и его ограничения. Язык формирует картину Мира и одновременно является фильтром, не пропускающим в сознание содержания, не совпадающие с его структурой. Язык регулирует поведение, формулирует цели и ценности. Мы можем говорить о языковом диктате по отношению к сознанию.
     Однако это диктат формы, а не смыслов. Смыслы находятся в смысловом слое сознания, и язык позволяет выделить часть из них, придать им четко выраженную осознанную форму. Более того, в языке можно сформулировать задачу преодоления языкового диктата и, шире, языковой природы человека. Язык является эффективным инструментом воздействия на Мир, но не на Мир в целом, а лишь на отдельные его аспекты, отраженные в языке.
     Язык способен выразить лишь ограниченные смысловые области, и потому в дополнение к вербальному языку возникают языки музыкальные, живописные и т.д. Эти языки расширяют человеческие возможности, но не преодолевают языковый диктат.
     Будучи, хотя и ограниченным, но эффективным инструментом, язык дан человеку лишь как потенциальная способность принять язык извне, но не как способность самостоятельно создать полноценный язык и наполнить его содержанием.
     Человек формируется в своей человеческой специфике культурой и впоследствии предоставляет свое сознание в пользование культуре. Лишь иногда и у немногих пробуждается внутреннее «Я», не созданное культурой и независимое от нее. Есть два взгляда на соотношение человека и культуры.
     Один, человеческий — рассматривает человека как продукт двойного зачатия (оплодотворения яйцеклетки сперматозоидом и оплодотворения сознания содержаниями культуры). С этой точки зрения жизнь человека и жизнь культуры — совпадающие процессы. Другой взгляд: человек, будучи сформированным культурой, предоставляет свое сознание ей «в аренду», подавляя потенциальное развертывание в сознании своего «Я». Эта точка зрения обнаруживает сверхчеловеческую интенцию. В отличие от человека, сверхчеловек не предоставляет свое сознание в качестве сцены для культурного процесса, а, развернув свое «Я», становится партнером культуры. Поскольку сверхчеловек не обусловлен культурой, он может свободно создавать различные культурные формы, его средой является не культура, а метакультура, понимаемая как динамичный процесс развертывания различных целостных культурных форм.
     Свободная воля дана человеку как его внутренняя сущность, отличающая его от других живых существ. Свидетельство этой свободы — значительно меньшая обусловленность человеческого сознания врожденными организованностями по сравнению с животными. Поведение и языки насекомых, рыб и даже млекопитающих воспроизводятся независимо от обстоятельств их развития. Кот останется котом и во дворе, и в доме И только человек рождается с некоторыми предрасположенностями, которые восполняются культурой. Казалось бы, высокая пластичность психики предоставляет возможности для осознанного развертывания свободной волей и языковых, и поведенческих, и целевых, и ценностных структур. Но не свободная воля пользуется пластичностью и ослабленностью врожденных организованностей сознания, а культура, которую можно понимать как отдельный организм, надстроенный над отдельными сознаниями, использующий ресурсы сознания для своих целей.
     Одна из характеристик сверхчеловека — способность произвольно создать нужный язык вне культурного контекста. Язык теряет характер внешнего принуждения и становится результатом произвольной активизации языковой зоны сознания. Идентичность более не связывается с языковыми формулировками. Язык становится языком «истинных» имен.

к оглавлению

     Человек — существо, обусловленное своей морфологией.
     Влияние процессов, протекающих в биологическом организме, на сознание и подчиненность сознания в обычных условиях (вне специальных практик) организмическим структурам и процессам очевидны. Травмы, старение, психоделики, изменяя организм, изменяют и сознание.
     Человек подчинен основному организмическому процессу, влекущему любой организм в сторону дифференциации, специализации и смерти. Формы его жизни предопределены генетически обусловленным строением организма. Организмические структуры подчиняют сознание своим законам, превращают свободное сознание в обусловленный стимулами и структурами организм сознания — психику. Но сознание сохраняет свой потенциально активный характер. Только в сознании можно направить организмический процесс в обратную сторону и пережить феномены, не обусловленные строением тела, хотя это удается лишь немногим людям после долгой медитативной практики.
     Обычное сознание либо подчинено процессам, протекающим в теле, либо замыкается на себя, но не является активно воздействующим на морфогенез фактором. Трансформация человеческого существа в сверхчеловека означает радикальное изменение этих отношений — сознание становится активным фактором не только в отношениях «смысл — форма», но в отношениях «сознание — организм». Некоторые виды связей «организм — сознание» сравнительно легко обратимы (на этом построена система аутогенной тренировки — воображаемая тяжесть вызывает снижение мышечного тонуса, а представление о тепле — расширение крове- носных сосудов), но Трансформация должна перестроить все отношения сознания с организмом.
     Описанные выше практики, активизируя сознание, подводят к техникам управления морфогенезом. Для этого нужно «вырастить» внутреннюю автономную реальность, в которой могут быть запущены автономные от тела и организма сознания процессы, управляемые волей, причем процессы, способные «зацепить» реальные процессы, протекающие в теле, и, в первую очередь — процессы дифференцировки как основы морфогенеза.
     Такие реальности «выращиваются» из тела внимания (или тела другой достаточно податливой функции), но для совмещения с организмическими процессами необходимо наполнить тело внимания чувственной субстанцией, однородной с субстанцией, из которой образуется физическое тело. Это очень сложная задача в рамках человеческих возможностей, но она является прообразом преодоления сверхчеловеком человеческой зависимости от основного организмического процесса и генетического аппарата, обеспечивающего стабильность физической формы.
     Таким образом, первый шаг к сверхчеловеку — активизация сознания, обращающая зависимость смысловых переживаний от приходящих в сознание форм в свободное развертывание смыслов и в порождение новых смыслов, подлежащих дальнейшему развертыванию. Второй шаг подобен первому, но осуществляется в отношении физического тела: после этого не процессы в организме и не морфологические структуры определяют формы сознания, а активное сознание порождает физические структуры и позволяет произвольно управлять морфогенезом, в том числе направляя его в сторону, обратную основному организмическому процессу, и изменяя генетический аппарат.
     Человеческая личность формируется и определяется культурой, и основа этого — принципиальная неопределенность человеческого сознания. Это создает парадоксальные предпосылки для освобождения от односторонней зависимости сознания от культуры и замены формирующего влияния культуры на такое же влияние волевого «Я»: само представление об освобождении от доминирования культурных форм возможно лишь для обработанного культурой сознания.
     Но возможно ли не культурно, а генетически обусловить пробуждение воли и произвольное осознанное развертывание форм сознания, в том числе и языковых (в этом случае речь не об определенном языке, а о Языке как базовом свойстве человеческой психики)? Здесь мы сталкиваемся с парадоксом: генетически обусловленное пробуждение свободной воли означает ее несвободу и зависимость уже не от тонкого культурного фактора, а более жесткого морфогенетического.
     Жестко обусловленная свобода воли есть парадокс. Но и зависимость от культуры тоже парадоксальна. Именно эта зависимость уберегает человеческое сознание от фатальной специализации, и преодоление этой зависимости не должно означать возвращения к наследственно обусловленным специализированным формам психики. Преодоление двух обусловленностей (биологическим организмом и культурой) возможно лишь при активизации третьего начала — свободной творящей воли, сердцевины «Я».
     Таким образом, сверхчеловек есть преодоление человеческих обусловленностей. Путь к сверхчеловеку лежит не через генетические манипуляции, а через превращение сознания в активный фактор. Генетические манипуляции всегда предполагают проект тех свойств организма, которые следует сформировать. Но свойства сверхчеловека — это свойства, неизвестные человеку.
     Трансформация человека в сверхчеловеческое существо не являет- ся тривиальным процессом раскрытия скрытых потенций. Такое рас- крытие представляло бы собой обусловленное и потому, по сути, бес- сознательное событие. Превращение в сверхчеловеческое существо не обусловлено ни планом, ни наличествующими в актуальном чело- веческом сознании представлениями «о том, что за». Новые качества нельзя приобрести, а создать их заново можно лишь из «точки волевого творчества».
     Постановка и реализация проекта создания сверхчеловека требует формирования особого строя культуры, поддерживающего подобное на- чинание. Для этого должны быть восстановлены в качестве ведущих цен- ностей внутренняя свобода, свободные развертывания смыслов в любых средах. Это новый тип культуры с новыми задачами, и такая культура должна создаваться целенаправленно.

к оглавлению

     Очень близко к изложенному направление, которое разрабатывает Алексей Ксендзюк. Методологическим базисом работ А. Ксендзюка служит цикл работ К. Кастанеды, но если у Кастанеды это метафори- ческие «сказки о силе» и шаманская методология, то у А. Ксендзюка это — разработанная технологическая схема Трансформации. Сущность Трансформации в трактовке А. Ксендзюка близка к психонетической Трансформации:

«Сущность и предназначение человека состоит в пересотворении не только внешнего мира, но и самого себя...      Окончательная Трансформация — это раскрепощенность, осознание себя как "текучего существа", для которого внешнее поле всегда сводится к Бесконечности вариантов, где "миры" переходят друг в друга с такой же легкостью, с какой мы переводим взгляд с одного слова на другое... И вслед за "мирами" течет наше тело — неопределенное, не привязанное ни к одной из форм, но знающее себя и свою способность бесконечно меняться»1.

     Обретение опыта переживания чистого сознания (иногда это глубокий опыт «Пустоты»), выход в слой творящей воли, осознание зависимости сознания от условных форм и стимулов приводит практикующего к фундаментальному метафизическому выбору. Понимая вынуждающую природу содержаний сознания, активизирующих смысловые слои сознания, обусловленность содержаний стимулами и психическими автоматизмами, принципиальную внутреннюю несвободу и наличие возможностей другой организации сознания, позволяющей уйти от обусловленности, практикующий приходит к пониманию трех фундаментальных реальностей: воли, чистого сознания и проявленных форм сознания.
     Понимание (практическое, не теоретическое) этих реальностей, их возможных взаимоотношений и принудительного характера форм, управляющих сознанием, порождает принципиальный выбор:
     — либо примат чистого сознания («Пустоты») и растворение форм в со- знании;
     — либо примат воли и порождение новых и полностью осознанных форм;
     — либо примат проявленных форм и новое подчинение сознания формам, но уже «хорошим» формам.

     Выбор производится осознанно: в соответствии со своей природой либо вопреки ей. Это не условный интеллектуальный выбор, а очевидное знание первичной основы Мира — Воля, Пустота или Формы. Попытка произвести выбор, опираясь не на опыт, а на привычные схемы или псев- дологичные рассуждения, приводит лишь к ложным конструкциям и ис- кажениям и нестойкой имитации выбора.
     Выбор не означает произвольное решение относительно того, «кем быть». Выбор соответствует природе человека и переживается как очевидность первичности либо воли, либо пустоты, либо организмичности.
     На самом деле это лишь узнавание своей природы, отражение своей природы в Реальности. Она такова и потому порождает убежденность, что и устройство Бытия именно таково.
     Существует очень небольшое количество людей, которые стремятся к трансформации своей природы. Но трансформация своей природы в любом случае предполагает принятие творящей воли в качестве первичной Реальности. Это парадоксальное действие — Воля, порождающая нечто, иное по своей природе, Воля, целенаправленно растворяющая себя в Пустоте или подчиняющая себя миру форм.

к оглавлению

     Психонетические приемы не предопределяют метафизический выбор и не склоняют к принятию какой-либо определенной Картины Мира или онтологии. Но понятно, что разрабатывались они в рамках вполне определенной онтологии, хотя и не являются индоктринирующим фактором.
     Психонетика исходит из того, что любая онтология является конструктом сознания и определяется в первую очередь тем, какие зоны сознания активизированы, какие пси-органы пробуждены и какие аспекты Мира этими пси-органами выявляются и связываются в единое целое. Онтология психонетики — это метаонтология. Психонетика исследует в рамках своих методов способы конструирования онтологий.
     При этом психонетика явно декларирует ценность активного сознания по отношению к реактивному принятию форм, ценность творения по отношению к наблюдению, ценность субъектности по отношению к его подавлению.
     Любая онтология исчерпывающа и полна. Поэтому онтологии несовместимы и воюют. Метаонтологическая позиция не абсолютизирует и не фиксирует отдельные аспекты Мира, но позволяет создавать онтологии так, как Мир создает (разворачивает) свои аспекты.
     Целенаправленное конструирование новых онтологий и вытекающих из них картин Мира направлено на освобождение от привычных когнитивных стереотипов и выход в состояние свободного взаимодействия с Миром, где онтология становится не формирующим предусловием, а инструментом воздействия и взаимодействия.
     Любая альтернативная интерпретация Мира может быть создана собственными усилиями практикующего. Для ее реализации необходим выход в ту точку сознания, из которой формируется видимый мир и его структуры. Новая онтология предполагает выделение сознанием тех аспектов Мира, которые до того были скрыты от осознания, рационализацию этих аспектов и, в конечном итоге, их использование.
     Первичным в формировании новых онтологий все равно остается акт дорационального порождения первичного смысла, который потом разворачивается в онтологему через интеллектуальный процесс. Когда интеллектуальные операции проводятся над уже известными онтологемами, возможность создания чего-то принципиально нового ограничена логическими средствами.
     Опыт создания и принятия новых онтологий означает, что онтологии становятся текучими, и только тогда возникает объемная и подвижная метаонтология.

к оглавлению

     Рассмотрев структуру психонетической работы, нетрудно заметить ряд соответствий, а иногда и прямых совпадений психонетических техник и техник, используемых в древнеиндийских, тибетских и более современных практиках для достижения метафизических целей.
     Конечно, психонетические техники и подходы соотносятся и с кашмирским шиваизмом, и с индийской йогой, и с тибетской ваджраяной, и с китайским чань-буддизмом, и с современным нагуализмом, и с учением Гурджиева. Психонетика легко отождествляется с этими несовместимыми и часто полемизирующими друг с другом доктринами. Разгадка здесь в том, что психонетика — это техника, а перечисленные доктрины — истолкование Бытия, для которого техники — всего лишь инструмент этого истолкования.
     Подобно тому, как для европейской культуры физика является нормативным образцом науки вообще, для индийской и тибетской культур таким же образцом является психология (ряд исследователей придерживается точки зрения, что таким нормативом для Индии является филология).
     Правда, с европейской точки зрения, это странная психология — основной категорией здесь выступает не структура психики или психические процессы, а сознание. Причем сознание, рассматриваемое в противопоставлении сознания и его модификаций. В психонетике это противопоставление также является одним из центральных.

к оглавлению

     Классическая доктринальная формулировка йоги, сформулированная в «Йога-сутрах» Патанджали (аф. 1.2,1.3 и 1.4), представлена нескольки- ми взаимодополняющими переводами на русский язык:

«Йога есть прекращение деятельности сознания. Тогда Зритель пребывает в собственной форме. В других случаях — сходство с деятельностью [сознания]»1.      «Йога (единение) есть прекращение деятельности ума, вопрошающего: "Кто я?" Тогда свидетель утверждается в своей собственной форме, в чистом сознании "Я", в "Я есмь".      В другое время, в состоянии порабощенности, Сознание, "Я", отождествляется с трансформациями субстанции ума»2.      «Йога есть способность направлять разум исключительно на объект и удерживать это направление, не отвлекаясь.      Тогда становится очевидной способность понимать объект полностью и правильно.      Способность понимания объекта либо замещается его ментальной концепцией, либо попросту отсутствует как таковая»3.

«Абсолютное освобождение есть полное свертывание гун, более не являющихся объектом для Пуруши; оно же — энергия сознания, пребывающая в самой себе».

«Полное свертывание гун, которые представляют собой [цепь] причин и следствий, выполнивших [свою функцию — служить] опыту и освобождению Пуруши, и [потому более] не существуют для него в качестве объекта, — это и есть абсолютное освобождение. Энергия сознания Пуруши [в этом случае] полностью обособлена, то есть пребывает в самой себе из-за отсутствия связи с саттвой разума. Ее вечное сохранение именно в таком состоянии и есть абсолютное освобождение».

     В отличие от брахманистских доктрин, придающих «Я» субстанциональный характер, буддистские учения настаивают на иллюзорности «Я», что позволяет устранить самые глубинные архетипические факторы, искажающие наблюдение и исследование сознания, и, в частности, выявить и детально классифицировать эти слои сознания.
     К словесным буддистским конструкциям нужно относиться осторожно. Ориентируясь на работу со слоями сознания за пределами форм, буддистские практики дают приемы их достижения, но не истолкование в обычной речи.
     Гаутама Будда избегал доктринальных рассуждений, поскольку любая отвердевшая форма становится ложной в силу уже того, что она есть форма.
     Соответствия психонетических и буддистских практик во многом очевидны. Это соответствие привело даже к некоторому заимствованию терминологии. Так, абстрактные бесформенные составляющие сознания удобно называть «не-формами», особые переживания принципиального отсутствия объектов определенной (или вообще любой) модальности — «не-восприятиями», особый уход от объектности как таковой — состоянием, где нет ни восприятий, ни не-восприятий.
     Для понимания близости технических подходов приведем несколько отрывков из работ немецкого буддиста Гоффмана, получившего после принятия буддизма сан ламы и имя Анагарика Говинда.

«Факторы сознания убывают по мере перехода на более высокие ступени дхьянического углубления; начиная с общего исходного основания или, точнее, с поверхности обычного состояния разума, сознание все более и более сосредоточивается, пока наконец не достигается точка полного единения. Таким образом, сознание колеблется между предельными состояниями Дифференциации и Однородности.      Согласно буддистской точке зрения, Однородность есть первоначальное, важнейшее состояние разума, тогда как поверхностное сознание, или сознание в общепринятом смысле слова, может быть определено как феномен сопротивления — препятствия в потоке бытия, по аналогии с возникновением тепла и света, выделяющихся на сопротивлении при прохождении через него электрического тока. "Поверхностное сознание" является наиболее дифференцированным. По мере нашего самоуглубления дифференциация убывает, а воссоединение возрастает. Поэтому мы и называем это однородное сознание, или приближающееся к нему, сознанием глубинным, или "фундаментальным сознанием". Амплитуда колебания между поверхностным и глубинным уровнями аналогична интенсивности сознания.      Концепция эго есть плод исключительно поверхностного сознания, ибо эго способно существовать только там, где имеются различия, а, следовательно, противопоставление эго — не-эго. Чем ближе сознание приближается к своим основам, тем сильнее угасает идея "Я". И именно по этой причине эго воспринимается в процессе медитации как иллюзия».

     He-формы Анагарика Говинда трактует в ключе, не вполне совпадающем с психонетическим использованием этого термина, но это чисто технические отличия.

Учитывая в дальнейшем относительность и обусловленность используемых нами выражений, посмотрим, каким образом можно классифицировать сознание в сфере Не-Формы.      Здесь можно выделить два типа объектов: непосредственные, или интуитивные объекты (паннатталамбанани), и не-непосредственные, или производные объекты (махаггаталамбанани).      После устранения любых объектных и образных представлений пространство выступает в качестве непосредственного и интуитивного объекта сознания. Оно обладает двумя качествами: бесконечность и не-материальность (отсутствие чего бы то ни было объектного; букв, "не-вещь-ность"). Они взаимно обусловливают друг друга, например, "выше" и "ниже", "слева" и "справа", "позитивное" и "негативное". Каждое из этих качеств содержит зачаток другого, способно возникнуть из другого; каждый из этих полюсов может быть базисом или исходной точкой. Без них никакое переживание пространства не способно возникнуть, ибо "пространство как таковое", "пространство в себе" не может быть объектом сознания. "Бесконечность пространства" (акасананчайятана) и "не-вещь-ность" (акинчаннайятана) являются таким образом — как равноценные выражения пространства — объектами интуитивного сознания. Если же, однако, это сознание бесконечности пространства само становится объектом медитации, то возникает переживание бесконечности сознания (акасананчайятана). Если бесконечность становится сознательной, то это раскрывает и бесконечность сознания. В ходе интуитивного переживания сознание полностью отождествляется с объектом и растворяется в нем: если же последний бесконечен, то и сознание становится неограниченным. Но только ретроспективно сознание осознает свою собственную безграничность. Аналогично сознание пустоты, отсутствия любых материальных или воображаемых "вещей", "не-вещь-ность" становится объектом последующей ступени медитационного углубления, которая включает также и осознание этой "пустоты сознания", называемой "ни восприятие, ни не-восприятие (невасанианасаннайятана), или "предельная граница восприятия". Но даже и это состояние продолжает сохранять свою позитивную сторону и не может быть охарактеризовано исключительно как осознание не-восприятия: в нем совершенная свобода, покой и ясность представлены так, что исключается любая возможность описания или обсуждения. Здесь любые определения парадоксальны.      Взаимосвязь между этими двумя группами безграничных объектов может быть выражена следующим образом: (непосредственные, интуитивные) (не -непосредственные, производные) I. «бесконечность пространства» и «бесконечность сознания» II. «не-вещь-ность» и «наивысшая граница восприятия»      Эти две группы не только связаны посредством общего понятия "пространство", но они допускают в ходе одного и того же процесса сознания развитие одной из другой таким образом, что концептуально, т.е. при наблюдении извне, имеет место движение от позитивного к негативному состоянию, тогда как в реальной медитации имеет место процесс прогрессирующего объединения: от дифференциации поверхностного сознания к единству глубинного сознания. Сознание "бесконечности пространства" представляет положительный аспект пространственного переживания, тогда как сознание "не-вещь-ности" — отрицательный. Соответственно первое предшествует в процессе медитации второму, и в то же время второе, вследствие своей внутренней взаимосвязи с первым, может быть развито посредством переживания "бесконечности сознания". Ибо в бесконечности пространства, также как и сознания, все частности и ограничения устраняются, и, как непосредственное следствие этих состояний, появляется переживание "не-вещь-ности".      Таким образом, сознание в сфере He-Формы (арупалока-читта) проявляется в четырех последовательных состояниях дхьянического углубления:      1. Сфера бесконечности пространства (акасананчайятана).      2. Сфера бесконечности сознания (виннанчайятана).      3. Сфера «не-вещь-ности» (акинчаннайятана).      4. Сфера предельной границы восприятия              (невасаннанасаннайятана)1

     Революционность гурджиевското подхода состоит в его переходе от позиции выявления скрытой природы сознания, очищаемой практикой от наслоений неведения и «загрязненности», к последовательному конструированию новых качеств. Конструктивная позиция предполагает конструирующую инстанцию. Таковой неизбежно оказывается воля — в силу того, что все остальные действующие начала сознания оказываются обусловленными (культурой, морфогенезом, архетипами).
     Многочисленные тонкие тела, о которых говорили современные Гурджиеву оккультные учения, изначально не присутствуют в составе человека, а создаются его целенаправленными волевыми усилиями. Задача практики — вначале выявить иерархию автоматизмов, пронаблюдать их, а затем заменить новыми реалиями сознания, созданными волей и подчиненными ей.
     Психонетические и гурджиевские практики во многом схожи. Главное, что их объединяет — признание первичной обусловленности актуального сознания, необходимость рефлексии и ее основы — разотождествления с личностными структурами.
     Изучение собственных автоматизмов напоминает волевую медитацию: началу самонаблюдения предшествует решение о безусловной искренности в этой работе и принятии результатов рефлексии независимо от их соответствия или несоответствия собственным установкам, собственному «Я-образу» и «приятным ценностям, дорогим его сердцу». Самонаблюдение приводит к пониманию реактивной природы своего поведения и «отштампованности» мировоззренческих установок. Все последующее весьма сходно с психонетической практикой, приводящей к прекращению зависимости сознания от стимулов и волевому созданию новых форм сознания.

к оглавлению

     О совпадениях и пересечениях современного нагуализма (в трактовке А.П. Ксендзюка) и психонетики уже говорилось выше. Это и конкретные приемы деконцентративного плана, и методы освобождения от перцептивных и поведенческих стереотипов, и важность ментальной тишины («остановки внутреннего диалога») и «действия вне форм», и понимание условности и ограниченности «человеческой формы».
     Психонетика и нагуализм солидарны в понимании Мира как описания, причем это свойство человек разделяет со всеми живыми существами. Животные, как и человек, живут в своем условном описании реальности. Сознание животных ограничено строением органов чувств и врожденными стереотипами поведения.
     И психонетика, и нагуализм настаивают на примате воли и придают особое значение в практиках целенаправленному формированию волевого намерения. Наконец, они декларируют ценность опоры на собственные силы и на сердцевину своего «Я» — волю.

к оглавлению

     Ключевые понятия нагуализма (в наиболее разработанной интерпретации А.П. Ксендзюка) — это делание и не-делание. В психонетике есть аналогичные процедуры: последовательное превращение поля восприятия в однородный фон («не-делание фигур»), смещение внимания от фигурно-фонового перцептивного дуализма к не-формам («не-делание форм») и не-восприятиям («не-делание архетипических схем сознания») и, наоборот, развертывание «спящих» зон сознания в новые организованности сознания («делание альтернативных миров»).
     Остановку внутреннего диалога (ОВД), как одну из форм не-делания, можно локализовать в пространстве внутренних состояний от ментальной тишины до остановки работы сознания. Несомненно, ОВД — более сильное состояние, чем ментальная тишина, достигаемая на первых стадиях дКВ, однако от радикальной остановки сознания ОВД отличается сохранением возможности действия и смысловых переживаний. Я бы определил ОВД как разрушение принудительной связи, во-первых, между смысловыми зонами сознании и закрепленными в опыте содержаниями сознания, и, во-вторых, между отдельными содержаниями сознания, создающими протяженные во времени фигуры. ОВД позволяет выявить чисто смысловой слой сознания, создавая тем самым возможность для беспрепятственного развертывания намерения и переживания безмолвного знания. Техники остановки ВД в психонетике также достаточно близки. Деконцентрация внимания во многом совпадает с аналогичными приемами нагуализма.
     Намерение в нагуализме и психонетике практически совпадают. Намерение есть воля, направленная на конкретную цель. О силе намерения мы можем судить по интенсивности преодоления сопротивления развертыванию волевого импульса.
     Безмолвному знанию соответствует смысловое переживание, неразвернутое в чувственно проявленные формы и не опосредованное каналами восприятия той или иной модальности. Безмолвное знание — амодальное и бесформенное знание.
     Особо следует коснуться видения.
     По Карлосу Кастанеде, можно говорить о видении как восприятии Мира таким, каков он есть на самом деле. Но когда речь идет о светящемся коконе, эманациях и т.д., мы сразу сталкиваемся с визуальной трактовкой воспринимаемого. Сам Кастанеда колебался в оценке видения: является ли видение деглоссировкой, т.е. восприятием вне условных описаний, или реглоссировкой, т.е. переописанием Мира в более адекватных, но все же условных формах.
     В контексте нашей работы мы можем говорить о видении как особой форме восприятия Реальности, когда Реальность отражается наименее условным образом в формальном слое сознания. Отражение Реальности в отдельных модальностях будет всегда заведомо частичным и потому всегда будет условным (а значит, допускающим множество вариаций) знаком отражаемого. Однако, когда отражение соотносится с тотальностью мира форм — всех возможных форм, то оно, во-первых, становится единственным соответствием отражаемому факту, и, во-вторых, отражением, в котором смысл и его формальное выражение сливаются воедино. В контексте психонетики к видению, а точнее, к самой постановке вопроса о видении, еще только предстоит подойти.
     Сталкинг, т.е. выслеживание стереотипов поведения, мышления, принятия решений, этических оценок и самооценки в психонетической практике разработаны в гораздо меньшей степени, чем в нагуализме. Однако, когда речь идет о развертывании альтернативных личностных структур, разработка соответствующих приемов и перенос в психонетику уже существующих в нагуализме подходов представляется актуальным.
     В целом нужно сказать, что параллелизм психонетических и нагуа- листских подходов и приемов заслуживает отдельного рассмотрения.

к оглавлению

     Такимобразом, обнаруживаются пересечения, а иногдаи прямые совпадения с техниками, используемыми в психонетике и в различных, зачастую идеологически и метафизически противоположных, учениях и доктринах. Совпадения объясняются реально существующим устройством сознания, а различия — конкретными задачами практики.
     Психонетическая практика работы с сознанием отличается от йоги и тантры не техническими приемами, а сохранением внутренней волевой активности и направленности на деятельность в проявленном мире. В психонетике имплицитно присутствует иной порядок ценностей, нежели в древнеиндийских сакральных практиках. Ориентация на сохранение и укрепление активного «Я» неизбежно модифицирует техники и построенные из них технологии. Важно здесь, что именно можно сделать из этой позиции, что можно спроецировать и развернуть.
     Во многом это объясняется различием культурного контекста, в котором производится работа. Практики работы с сознанием не поддерживаются всем строем окружающей нас культуры, в отличие от тех времен, когда создавались сакральные психотехнические системы. Отсутствие единообразной интерпретации феноменов, сопровождающих преобразование сознания, отсутствие иерархии достижений порождает неуверенность в достоверности и истинности достигнутых результатов. Результаты не закрепляются культурной средой, не являются знаками духовных достижений. Поэтому возникает необходимость в прагматическом подтверждении истинности и значимости достигнутого — либо в стойких социально значимых достижениях, либо в творчестве принципиально новых форм.
     Создавая новые формы, человек в каком-то смысле ритуально отображает акт творения и тем самым получает язык, на котором можно «говорить» о трансцендентном.

к оглавлению

     1. Психонетическая практика направлена на работу с сознанием.
     2. В сознании выделяется субъектная и объектная стороны.
     3. Субъектная сторона представлена «Я». «Я» не тождественно личностным структурам, хотя личностные структуры и развертываются из «Я». О «Я» можно сказать только, что оно существует (формула «Я есмь»), потенциально активно («Я есть воля»), способно к наблюдению (рефлексия), к отождествлению с содержаниями сознания и разотождествлению.
     4. Сознание состоит из амодальных смыслов, которые стремятся к превращению в более плотные чувственные (модальные) содержания сознания и функции, превращающие одни содержания в другие.
     5. Более плотные содержания и функции развертываются в функциональные системы (органы), а затем и стабильные физически оформленные органы.
     6. Дальнейшее уплотнение содержаний выводит их из сознания — так образуются лишенные сознания объекты.
     7. Сознание образует бесконечное пространство (континуум) смыслов. Активизация смыслов ведет к их проявлению. «Спящие» зоны сознания проявляются в том же порядке.
     8. Источник осознанной деятельности — либо внешний стимул, либо воля.
     9. Классы объектов сознания: фигуры, фон, не-формы, не-восприятия. Движение по этой линии составляет основу психонетической работы с объектами сознания.
     10. Когда «Я» остается наедине с тотальным не-восприятием, следующим шагом становится уход от объектов (от не-восприятия) и переход к чистой субъектности (именно в этом смысле снимается противопоставление субъект-объект в рамках программы по активизации сознания).
     11. Чистая субъектность есть творящая воля, которая может создавать как привычные формы сознания (пространство, время, жизнь, смерть, причинность и т.д.), так и те, которых не было в предшествующем опыте.
     12. Творящая воля первична по отношению к смыслам и порождает их. Приложение воли к смыслам порождает все остальные объекты сознания.
     13. Воля, Пустота, Организмичность, Красота форм, переживаемые как первичные реальности, являются результатом соприкосновения активного сознания с Реальностью, о которой нельзя сказать ничего определенного.
     14. Выбор первичных оснований Реальности отражает природу выбирающего и его метафизический выбор: примат Воли, Пустоты или Форм.

к оглавлению

     1. Субъектный ряд (от состояния ВМ к чистой разотождествленной волевой позиции), который ведет к превращению «Я» в творящую волю.
     2. Объектный ряд (от дКВ к тотальному не-восприятию), приводящий к последней границе объектности.
     3. Креативный ряд — создание новых форм от вариаций привычных функций до абсолютно новых реалий.

к оглавлению

     Реальность можно разделить на реальность сознания (в том числе и психическую реальность); организмическую реальность (окружающий нас мир живого); механическую реальность, построенную сознательными существами за счет умерщвления организмической реальности.
     Механический мир — мир, который мы целенаправленно создаем, опираясь на ведущую функцию современной цивилизации — мышление. Это не только реальный мир техники, но и концептуальный мир — теоретическая конструкция, описывающая Всё — Вселенную от кварков до Метагалактики. Из Реальности вычленяются отдельные фрагменты, соответствующие операциям мышления, и из этих вырезанных, «умерщвленных» частей на основе операций мышления создается механический мир.
     Организмический мир — это живой мир Космоса, звезд, планет, живых существ, культур, этносов, цивилизаций и т.д. Именно его исследует наука, концептуально превращая его в механический мир. Здесь заканчиваются естественные науки и начинаются технические.
     Мир сознания и воли — отдельный мир. В нем тоже есть свои организмические и механические аспекты, но главная его характеристика — наличие свободной воли и возможность прямого волевого управления отдельными сегментами психики.
     Реальностью можно управлять опосредованно, используя особенности ее строения, взаимосвязи, законы и взаимоотношения, или непосредственно, прямо, волевым путем. Любое, даже сложно построенное с учетом организмических или механических закономерностей, управление все равно опирается на начальный волевой акт. Отсюда и особый интерес к проблематике воли.
     Реальностью можно управлять лишь в том случае, если проработано звено управления психической реальностью (как первичной и наиболее доступной воле) и если найдены способы сочленения управляемой психической реальности (психической среды) с организмическими процессами. Для этого нужно овладеть основным психотехническим процессом, являющимся основой любых других психотехник — целенаправленным развертыванием волевого намерения.
     Воля формирует новые психические реальности сначала за счет переноса изученных психонетических операций на новые организованности сознания и их преобразование «по инерции» в совершенно новые, а затем — за счет использования волевого действия для создания новых реальностей «из ничего». На самом деле, конечно, не «из ничего», а из смыслов, к развертыванию которых нет никаких предпосылок в строении человеческой психики и организации сенсорных систем. Невиданные цвета, «квадратные» слова, визуальное переживание внутреннего — это развертывание иных, нечеловеческих смыслов. Здесь воля покидает территорию, в принципе допускающую автоматизированную, нерефлексивную развертку смыслов, поддержанную всей развернутой системой анализаторов. Создавая новое, невиданное и неслыханное, воля возвращается к своим основаниям.
     Предназначение воли (если можно так говорить о ничем не обусловленной реальности) — создание нового. Развертывание человеческих смыслов — только низшая ступень действия воли.

к оглавлению

     Хотя психонетическая линия и выводит на позиции конструктивной работы с сознанием быстрее, чем заимствование традиционных практик, все равно возникает вопрос о достаточно сжатом преобразовании сознания в его активную форму. Можно ли произвести преобразование «сразу» — скажем, за три месяца?
     Мы рассмотрели психонетическую практику как последовательную тренировку по принципу «ближайшего развития» — переход по ступеням, соприкасающимся и частично перекрывающим друг друга. Освоение предыдущей ступени дает основания для освоения последующей. Таким образом, в каждой практике присутствует знакомый и усвоенный компонент, создающий достаточную стабильность для ассимиляции нового. Так сохраняется возможность коррекции психонетической траектории, позволяющая сгладить неизбежную дисгармонию в «дозревании» различных компонентов психики.
     Но возможен и иной подход — инициация, «большой скачок», когда тотальное преобразование одновременно затрагивает все стороны личности. Если прообразом последовательного психонетическОго процесса является развитие зародыша у позвоночных, то инициация подобна метаморфозу насекомых. Принципы «метаморфоза сознания» восходят к представлениям о «скрытой природе» человеческого сознания, «совершенном «Я», которому нужно лишь освободиться от сдерживающих оболочек актуальной эмпирической психики. Но это — отдельное направление разработок, и подходы к нему только начинают определяться.

к оглавлению

     Осуществимость описанных практик подводит нас к фундаментальным вопросам строения сознания, соотношения сознания и тех реалий, на которые направлено сознание, к выбору пути осознанного развития (если траекторию осознанных трансформаций можно назвать развитием) и реализации «Я».
     Признавая принципиальное равноправие действий в Мире бодрствования, сновидения и медленного сна, и множества других форм сознания (не столь развитых, дифференцированных и специализированных, как бодрствование), мы утверждаем не только принципиальную вариативность видимого Мира, но и необходимость целенаправленного «выращивания» «Я» как волевой инстанции, способной создавать различные формы. Инстанции, которая творит новые формы, но не подчиняется им, инстанции, которая становится главной опорой в мире условных вариаций и более не привязана жестко к структурам мира культуры.
     В неявном виде здесь формулируется выбор — либо активное сознание с пробужденным волевым аспектом «Я», либо подчиненность формам, в которые «Я» развернулось. Этот выбор отражен и в принятии «технических» ценностей — либо покоя, либо непрерывного усилия. Волевое действие есть постоянное усилие, воспроизводящее активность сознания, стремление к покою, равновесию и гармонии, понимаемой как равновесие — основа реактивного, подчиненного стимулам сознания. Впрочем, последнее — это тоже способ освобождения от господства форм путем их полного растворения. Но по своей сути эти выборы кардинально различны — дух или материя, Пуруша или Пракрита.

к оглавлению

     Психонетика задумывалась как технология порождения принципиально новых технологий. Идея проста — в основе каждого крупного технологического или культурного явления лежит активизация определенной зоны сознания, а в основе любого класса технологических операций — функции сознания как первичное развертывание смысловых зон сознания. Из-за высокой инерции в мире научных разработок (потому наука и отражает истину, что существуют процедуры включения результатов поиска в тело Большой науки) разработки такого плана не могли быть быстро и эффективно реализованы в рамках поддерживаемых государством программ НИР-ОКР.
     Поэтому и реализоваться они могли лишь вне институтов Большой науки, соотносясь не с медленным процессом научно-технических разработок, а с авангардным интеллектуальным сообществом. Этим объясняется выбранная форма работы — вне государственных структур и вне НИИ.
     Задача на этом этапе: подготовка первичного слоя людей, овладевших начальными приемами психонетики. Эта задача решена, и кадровая база расширяется. Вторая задача: создание организационной базы для реализации психонетических разработок, не зависящей от процессов в научно-технической, социокультурной и экономической сферах. Теперь фундамент заложен. Удалось организовать процесс, обеспечивающий автономную работу. Нужно вновь вернуться в научно-техническую среду с результатами и проектами.
     Перспективная задача — разработка основ функционирования сообщества, в котором ведущей технологией порождения и реализации технологий будет являться психонетика. Это потребует новых организационных решений.
     Психонетический проект обращен не только к социуму и культуре, но и к конкретному человеку. Он ставит своей задачей преобразование сознания, позволяющее выйти не просто в пространство чистых смыслов и научиться их развертывать в нужные состояния, умения и понимания, но и в тот первичный слой творящей воли, который, с одной стороны, дает возможность уйти от господства над сознанием порожденных им же или привнесенных извне форм, а с другой — порождать новые смыслы, а значит — обрести свободу от обусловливающих стимулов и фундаментальных структур сознания, свободу создания новых реальностей, отражая в ограниченном и бесконечно малом своем сознании грандиозный процесс Творения вселенского Бытия, в который мы вовлечены.